Сибирские огни, 1962, № 2

— Д а ведь вы же тогда ладанку с «рубашкой» носили на шее. Пом­ ните? Я еще смеялась. Ладанки не помню, никак не помню. Неужели носил? — Помните, как мы брели с вами через Ж улдет и вы еще сказали, что никогда не утонете, потому что у вас на шее есть такая ладанка? Нет, никакой ладанки не вижу на своей шее. Но я верю ей, моей прежней Гуте. Идем к Харламовску. Солнце наконец-то освободилось от морозной мглы, и сразу потеплело. Я смотрю на Гутю-мать сбоку и не вижу ни ее морщинок, тоненьких, как паутинки, ни прядки седых волос, выбившихся из-под пухового платка. Как будто мы идем с нею все дальше и дальше за грань сегодняшнего времени к тем далеким дням, когда мы были юны и купались в розовом тумане. — Помните, как мы молились в часовне? — спросил я. И опять тот же долгий-долгий взгляд. — Помню, — тихо ответила она. — Но ведь это я молилась своей... богородице пречистой. Это была моя последняя молитва. Мы идем правой обочиной шоссе, и она от меня справа. Между нами ее тяжелый чемодан в парусиновом чехле, я его несу. Нас разъединяют снега и снега. Бури и метели. Тридцать лет жизниГ Легко сказать! И вот мы рядышком. Я не вижу на ее рдеющей щеке вес­ нушек, может, их и не было? Не вижу золотистых локонов, — куда все девалось? Стареем мы, стареем, люди тридцатых годов! Те самые, что шли на любые трудности, без оглядки на пуховое благополучие. Многие из нас недоучились, но наработались вволю. И горького, и соленого хва ­ тили по ноздри. — Гутя очень похожа на вас, — обмолвился я. Она усмехнулась. — Говорят: капля в каплю. Потому, может, и несчастливая? Я ведь ее тоже звала... Ласточкой. Если бы вы видели ее, когда она была шест­ надцатилетней девочкой! «Как искорка, горячая и светлая, как звездоч­ ка», — говорила про нее наша старейшая учительница. Ну, а я видела в ней себя. Гляну вот так и сразу вспомню Потапову, Талгат, Енисей и все, что у меня было светлого и хорошего в шестнадцать лет. Не думала, что у нее будет такая мучительная и трудная первая любовь! Помолчав минуту, подумала вслух: — Может, я как мать что-то просмотрела, в чем-то ошиблась, не знаю. Но я почему-то уверена, что не любовь связала Гутю с Шошиным, а соревнование характеров, что ли. Когда один старается повлиять на другого. Бывает и так. Показалась первая окраинная избушка с перекосившимися окнами, с палисадником из жердей, за нею — почернелый от времени дом с номера­ ми на бревнах — откуда-то перевозили, наверное; колодец с журавлем, мычащая корова, высунувшая голову через забор, баба с ведрами на коромысле. Напахнуло паленой щетиной и горящей соломой — начался Харламовск. Вдали он поднимался на гору. Мы свернули в переулок и пошли по косогору, где были выстроены крестовые дома Заготзерно, оди­ наково рубленные в лапу, с тесаными бревнами, с тесовыми заплотами. У одного дома, возле ограды, стояла легковая машина с брезентовым верхом, ГАЗ-69. Августа Петровна вскрикнула: — Это он, он! Бурлаков. Пойдемте скорее. Боже мой, когда же он ос­ тавит нас в покое? И мы бежим на пригорок. Платок сбился у нее на плечи, и я вижу темно-русые седеющие волосы, совершенно темные у корней, и не пони­ маю, откуда у Гути такие волосы?