Сибирские огни, 1962, № 2

— Изыди, изыди, изыди! —вопит беззубое старье, надвигаясь на нас лавиной. А куда нам деться, если старье забило единственную дверь? Кто-то кинул комом грязи и еще чем-то. Гутя истошно вскрикнула. И тут, ничего не помня, я схватил в руки позолоченный деревянный крест с распятым спасителем и ринулся на старух и стариков. Кого-то стукнул по башке, кому-то сунул в живот — и началось. Старики потом говорили, что в меня вселился бес — до того я разошелся. Староверы разбежались кто куда. И Гутя убежала. Я выскочил последним из часовни и кинулся объездной дорогой прочь из деревни. Куда? Если бы я знал! Кругом черная муть и дождь, дождь. Молнии белыми кинжалами кроили черное небо. И тогда в ослепительном сиянии выплывали из тьмы притихшие, безглазые избы или березовый лес по обочине дороги. Гремела гроза — гулкая, отрывистая. Все кругом шумело, грохотало, и мне казалось: еще одно мгнове­ ние — и я ухну куда-то. Березы возле дороги мотались причудливыми па­ пахами, точно гнались вслед за мною. За поскотиной, на пригорке, клад ­ бище. В блеске молний на миг отпечатались черные кресты и провали­ лись в бездну мрака, как в омут Бездонного озера. От кладбища по косо­ гору мчались какие-то белые круглые чудовища. Березы, может, но я принял их за воскресших мертвецов. Толпы мертвецов! Я их явственно вижу. Вот они, совсем близко. Хочу повернуть обратно и не могу. И я лечу, лечу, раздувая ноздри. Круглые мертвецы хватают меня за щеки, за шею своими мокрыми, противно липкими пальцами. Мертвецы всегда хватают живых. Это они чистейшую из чистых назвали вертихвосткой и блудницей. Вся святость в мертвечине окаменелых псалмов и молитв, а жи ­ вые только помеха для них. Бежать, бежать, бежать!.. Я больно ударился головой обо что-то и упал... Что было дальше — не помню. Кто-то подобрал меня, привез на те­ леге в деревню и уложил в материнскую постель. Я все время порывался убежать, отбивался от кого-то. Дедушка сидел возле меня и грозился рас ­ катать по бревнышку всю староверческую часовню. Была Гутя — я знаю, что она сидела рядом и клала на мою пылающую голову лед в бычьем пузыре, — но я почему-то всегда терял ее. Видел — и не видел. Появля­ лась и тут же исчезала. Покуда я лежал хворый, случилось еще одно происшествие. Кто-то— если бы я знал — кто! :— залез ночью в часовню, изорвал на мелкие час­ тички библию и евангелие, а иконы, вытащив на песчаный берег Жулде- та, изрубил топором в щепу. В доме у нас трижды побывали понятые, следователь из волости, но ничего подозрительного не нашли. Не могли же меня подозревать, еле живого! Дедушка? Д а нет. Он бы не пошел на такое. Может, кто из моих дружков?.. Гутя подозрительно долго не появлялась, и я просил мать побывать у учительницы и узнать, что с Гутей. И мать сжалилась, сказала : — Гутя-то уехала к себе в Минусинск. Скрипалыциковы-то и учи­ тельницу выгнали с фатеры. К Устюговым перешла. А племянницу отпра­ вила в город. Я целыми днями сидел на крыльце или разговаривал с Архиманд­ ритом. Он понимал мое горе, Архимандрит. Чмокал меня по-прежнему своими толстыми черными губами и обдувал лицо влажным паром из ши­ роких ноздрей. В эти дни хлопотливый дедушка решил мою участь: :— Вот что, Авдотья, — сказал он матери. — Парня-то загубить мо­ жем. Закладывай Архимандрита в телегу и вези ребят з а Минусинск, в