Сибирские огни, 1962, № 2

Когда мы подошли к часовне, темнеющей на берегу Ж улдета. яр к а сверкнула молния, и Гутя вскрикнула: — Спаси меня, боже! — И перекрестилась. Я первый раз видел, как она крестилась. Если бы увидел мой дедушка, он бы просмеял ее на всю- деревню. В ту пору у нас в семье шла постоянная война без перемирия между дедушкой и матерью. Мать заставляла меня молиться и читать какую-то тарабарщину Давида, а дед говорил, что молитвы придуманы для круглых дураков, для тех, у кого вместо мозгов в голове мякина. Я держался стороны деда, потому меня и звали «анчихристовым вы­ родком». Гутя первая вошла в часовню и огляделась. Я не узнал ее. Она была какая-то особенная, чужая и далекая . Потом она показала на закоптелую икону богоматери и сказала , что перед этой иконой будем всю ночь р а ­ деть и просить божьей милости. Ничего подобного я, конечно, не ожидал, но разве можно было спо­ рить с Гутей, когда она вся переменилась? — Стань на колени! Стань, стань! — потребовала Гутя, и голос у нее будто постарел. Пришлось стать на колени. И сразу же все мое тело налилось холод­ ной тяжестью. — Молись, молись и повторяй за мной, — шептала Гутя, осеняя се­ бя крестами. — Богородица пречистая, обрати свой взор на меня, греш­ ную. Пусть он будет верующим, как я. И пусть нас никто не разлучит, как солнце с небом, как звезды с ночью!.. Молитва Гути была длинная-длинная, как сибирские версты. Она. просила у богородицы, чтобы она защитила нас от хвори и лихости, от нужды и злодейства, от лихоимцев и мздоимцев и от всякой всячины. Я и не ведал, что на жизненной дороге так много разных препятствий, ко­ торые никак не одолеешь без помощи богородицы. Я верил Гуте и повторял за ней ее странную молитву, совсем не т а ­ кую, которой учила меня мать. В молитве Гути было все понятное, зем ­ ное, необходимое. Гутя просила богородицу, чтобы я всегда был с нею к- никогда не хворал. Разве мог я возражать такой молитве? Гутя просила богородицу, чтобы я хорошо учился и был самым-умным на всем свете — и я поспешно осенял себя крестом. Кому интересно быть дураком или жить хворым и немощным? Гутя просила, чтобы богородица уразумила меня, раба божьего, сочинять стихи, — и я тоже согласен был. Стихи т ак стихи! Хоть я и мечтал строить пароходы, но если Гутя просит стихи — чте, поделаешь? Надо будет сочинять стихи. Закончив длинную молитву, Гутя потребовала: — Поклянись, что ты никого-никого не будешь любить, кроме меня1. Клянись, клянись!.. И вдруг из дверей раздалось: — Вот они, анчихристы! Паскудники! Иродово семя! Гутя испуганно отпрянула в угол, а в дверях часовни старушечьи го­ ловы в черных платках и две или три сивые бороды. — Нету-ка никакой жизни от иродов!.. — Доколе, доколе мы будем терпеть такое святотатство! — Вертихвостка-то городчанская што удумала, а? Экая блудница!., Я что-то бормочу в оправдание, но меня не слушают. — Изыди, сатана! Изыди, нечистая сила! Бабка Меланья, согнутая, как коромысло, и черная, как головешка, обмытая дождем, тычет в меня палкой, и я прячусь в угол. На мгновенье вижу глаза Гути. Они распахнулись и не мигают. Л а ­ дошки у щек, и вся она показалась мне такой маленькой и без» защитной!..