Сибирские огни, 1962, № 2

!¡л — К ак же не так. Совсем в бога не веруем. Ни дедушка, ни я. И икон у нас нету. Потому — бога нет, а есть попы, которые дурачат народ. Я скоро вот в комсомол вступлю. — Ты не сказал , кто твои родители? И тут меня понесло!.. — Родители? Отца нет. Я с дедушкой и матерью. А дедушка у меня грамотный. При царе был волостным писарем, а сейчас столярничает и колесничает. И хлеб сеем. Мать... мать — что! Неграмотная. Из хохлуш. Биография оказалась, к моему ужасу, чересчур короткой, и я ее до ­ полнил предками: — У дедушки дедушка каторгу отбывал на медном заводе. Он был дакабристом. Еще давно-давно! — Правда? — У дедушки хранится такая книга — вот с такой печатью и со шнурами. Там все записано. Кто от кого родился. Какие были сыновья, и где кто помер. Конечно, если бы Гутя спросила у деда ту книгу, мне была бы хоро­ шая порка. Потому: дед хранил книгу в строжайшей тайне и только из­ редка сам заглядывал в нее, и то когда был пьян до невозможности. Тог­ да он открывал книгу и начинал длинный и непонятный разговор с праро­ дителями, постоянно спрашивая: какая нечистая сила занесла их в Сибирь? — Если дедушка узнает, что я сказал тебе про ту книгу, он с меня шкуру спустит,— дополнил я, глядя куда-то мимо Гути. — Боишься? — Никого я не боюсь. Хочешь ■— принесу книгу, и ты сама ее посмот­ ришь? Листы такие желтые, толстые, а внутри — орел двуглавый. — Если книга не твоя, как ты ее возьмешь? Украдешь? — Книга вовсе не дедушкина, а всего нашего рода. Хочу — возьму, и все. Гутя категорически отклонила мое предложение. «Если не твое, не трогай». Потом она сказала , что в Шалаболиной, где родилась, тоже есть потомки декабристов. Не помню, кого она назвала. — Тут было кладбище? Под яром гробы торчат. — Хочешь, гроб вытащу? — Нет, нет! Зачем? — Тогда давай спустимся под яр к Жулдету. Там на песке много че­ репов валяется. Можно мешок набрать., ■ Я вижу, Гутя даж е боится взглянуть под яр, а меня так и подмывает показать себя отчаянным. Я прошу ее постоять на берегу, пока достану из яра гроб. Минуту она молчит, а потом спрашивает: — Не заругают? — Кто будет ругать? Мертвые — ничьи. Вытаскивай хоть все гробы подряд. Л езу под яр. Если сорвусь — лететь мне саженей десять. Земля сы­ рая, глинистая, липкая. Вот я добрался до рыжей колоды, наполовину вы­ лезшей из яра. — Не надо, не надо! — опомнилась Гутя, но было уже поздно. Гроб пополз вниз, крышка слетела, что-то вывалилось, не успел разглядеть. Кричу Гуте, чтобы она спускалась к Жулдету по тропке от часовни. Но она боится. Иду к ней навстречу и подаю руку. Она совсем не умеет дер­ жаться на крутой тропке и падает на меня. Я сумел ее удержать. Она прижалась ко мне — грудь в грудь. Я ви­ дел ее глаза — близко-близко. Порхающие ресницы, переливчатые зрач ­ ки, которые показались совсем не синими, а разноцветными, и черные ядрышки в центре. И эти ядрышки то расширялись, то сужались. Она —