Сибирские огни, 1962, № 2
фокусы. Мальчишки гужом валили за таратайкой. И вдруг на завалинке дома Скрипальщиковых я увидел ее! Не молнию, но ярче молнии! В бе лом-белом платье. Она хохотала. Если бы я мог, я бы ногами пихнул не бо и опрокинул бы котел вместе с солнцем, только бы ома хохотала, хохо тала! Я не знал, кто она, откуда, надолго ли? Все это не имело значения. Она хохотала! Она заметила меня! Тут уж никакая сила не заставила бы перевернуться с головы на ноги. Я так и поехал под яр к Енисею. На ровной дороге я держался, хорошо, а тут потерял равновесие, и свалился на дугу, а потом через оглоблю и голову Архимандрита — наземь. Из губ и носа хлынула кровь. Заехал на таратайке поглубже в воду, обмыл пригоршнями лицо, на черпал кадку воды, завязал ее холстиной, но кровь из губ и носа все еще текла. Оглядываясь, я видел, что на пригорке стоит она с мальчишками и смотрит в мою сторону. Ветер обжимал ее ноги белым платьем. И воло сы ее раздувались. Они мне показались необыкновенными, золотыми. Т а ких волос я ни у кого не видел. И вся она в лучах солнца светилась, как перистое облако. Я посмотрел на себя. В отражении прозрачной воды мои жесткие черные космы торчали в разные стороны, и физиономия имела весьма приблизительное сходство с человеческой. Я готов был простоять в воде до рекостава, но Архимандрит сам потащил таратайку в гору. Нет, я не оглянулся на пригорок. Но видел ее, кажется, спиною, затылком, локтями. Потом от ребятишек узнал, что она племянница прйехавшей но вой учительницы и что будет жить с тетушкой в доме богатея Скрипаль- щикова. Дома собирались на пашню жать рожь. Но какая тут может быть рожь, если я только что искупался в лучах второго солнца? И я, конечно, удрал. Спрятался куда-то, а потом, когда дедушка с матерью уехали на пашню, вернулся домой, сменил холщовую рубаху на сатиновую и ш та ны надел суконные, в которых ходил в дербинскую школу прошлой зи мой, и хотел было пойти к дому Скрипальщиковых, только вот ноги сму щали. Броднишки ссохлись, сапожонки продырявились, ну а дедушкины бахилищи—-не по ноге пришлись. Закатал штанины, погляделся в зеркало, пригладил торчащие вихры и отправился. И чем ближе я подходил к дому Скрипальщиковых, тем сильнее сту чало сердце. Ее не было на завалинке. Тихий, тихий переулок. Не знаю, что меня понесло переулком, но я шел, шел, пока не уперся в берег Жулдета. Здесь в старину было кладбище. Жулдет давно подмыл берег, и те перь местами торчали из отвесного яра рыжие гробы-колоды, в которых когда-то старообрядцы хоронили предков. Каждую весну в половодье, когда Жулдет подступал к яру, упорно подмывая крутой берег, земля гулко обрушивалась вместе с гробами. Берегом я вышел к часовне, которая стояла возле обрыва. Ее восточ ный угол чуть наклонился над яром. Еще одно-два полноводья, и старо обрядческая часовня рухнет, и тогда Жулдет унесет ее в Енисей, а там и до самого Ледовитого океана. Старушонки каркали: часовню-де подмыло, потому что люди поза были старую веру и приобщились к «анчихристовой никоновой щепоти». Двери открыты. В глубине часовни тусклые старинные иконы, м а ленький алтарь, огрызки восковых свечей, два окошка в сторону Ж улде та и — сырая прохлада. Когда я заглянул в дверь, то увидел что-то белое. Сперва хотел бе жать, но потом осмелился и подошел к порогу. Белое двигалось. И вдруг в пучке света я увидел девчоночью голову. Она? Не может
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2