Сибирские огни, 1962, № 2

без страдания. Только выстраданная ра­ дость — радость подлинная, настоя­ щая. В этом идея и в этом смысл его пьесы... На репетициях «Розы и креста» мне приходилось бывать не очень часто, но я усиленно занимался голосом. До сих пор у меня в ушах звучит мотив песен­ ки Алискана: «День веселый, час блаженный. Н ежная весна ... Стукнул перстень драгоценный В переплет окн а» . Музыку писал М. Ф. Гнесин. В это время, как-то в начале 1918 года, мне попалась газета «Знамя тру­ да», где я впервые увидел и прочитал поэму «Двенадцать». Мало сказать, я был взволнован, я был покорен, потря­ сен, ошарашен! Я перечитывал поэму много раз, повторял про себя ее строки, идя по улице. Я пользовался любым случаем, чтобы прочитать ее товарищам по театру. В то время я часто выступал в кон­ цертах, и мне безумно хотелось читать поэму на «публике». Но я прекрасно понимал, что только в каком-нибудь спе­ циальном концерте можно прочитать такую объемную вещь. Я мечтал пого­ ворить с автором по поводу моих пла­ нов, как читать поэму. Блок приезжал в Москву не часто и не надолго. Однажды Станиславский позвал меня в зрительный зал, где должны были показывать ему все уже готовые декора­ ции «Розы и креста». Декорации были интересны, но на не­ которых из них лежал какой-то отпеча­ ток серости, мрачности, а на иных — не­ понятной пышности, роскоши. Стани­ славский стал пробовать всевозможные комбинации света, но ничего из этих проб не получилось. Как ни светили, де­ корации не гармонировали с внутрен­ ним содержанием сцен, которые они оформляли. Большую часть уже совер­ шенно готовых декораций Станислав­ ский забраковал и велел отправить в де­ корационные сараи. Таким образом, выпуск спектакля на публику вновь откладывался, пока, на­ конец, в ноябре 1918 года «Роза и крест» совсем не сошла с «репетицион­ ной доски»: у К. С. Станиславского зре­ ли новые планы. Так А. А. Блок ушел из МХТа, но он не ушел из моей жизни: во мне продол­ жали звучать «Двенадцать»... Конечно, тому много-много лет, но я помню, что в дни, когда окончательно решалась судьба «Розы и креста», а именно: в 1919 —20 годах, у меня и бы­ ла беседа с Александром Александрови­ чем по поводу «Двенадцати». Сохранил­ ся экземпляр поэмы Московского изд. «Революционный социализм», где есть отметки, по которым я и восстанавливаю некоторые детали наших разговоров. Я по порядку их и перечислю. Я сказал Александру Александрова чу, что хочу читать «Двенадцать» в кон цертах. Блок взглянул на меня вопро- сительно-ожидающе. Я стал, захлебы­ ваясь, восхищаться поэмой, говорил, что она гениальна, что она лучшее, что было написано о революции, что в ней потрясающая сила образности, что сти­ хи, форма замечательно найдена и т. д. и т. п., но что у поэмы для чтения на эстраде есть (я извинился) один суще­ ственный недостаток — это ее объем­ ность. Я сказал, что в ходе моей работы над поэмой некоторые места уже вы­ черкнуты. Блок тут же горячо и резко протес­ товал против каких бы то ни было вы­ черкиваний и сокращений. Он заявил, что если хорошо прочитать «Двенад­ цать», то их всегда будут слушать. До­ казательство тому — чтение Л. Д. Блок во многих аудиториях и прекрасный их прием публикой. «Но только этот прием был в 1918 году, — продолжал Блок.— А как теперь? Не миновал ли у аудито­ рии интерес к теме, да и вообще следу­ ет ли читать «Двенадцать»? Как вы ду­ маете?» — спросил он. Я не понял, почему, собственно, не «следует», и ничего не ответил. Дальше я спросил, могу ли читать некоторые строфы почти напевая. Например: «Как пошли наши ребята В Красной гвардии служить, В Красной гвардии служить — Буйну голову сложить...» и до конца этой строфы. Причем пение сначала слышится как бы издали, потом усиливается вплоть до «Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем , Мировой пожар в крови, Господи, благослови!» Последнее с каким-то «будь, что будет!»- — все равно, — начнем! — на выдохе... Блок попросил только наметить, как я предполагаю это сделать. Я вполголо­ са пропел... Он задумался. — Не возражаю... В общей картине, может быть, даже хорошо. Было еще три таких места. Конец восьмой строфы «Упокой, господи, ду­ шу рабы твоея...» взяты из службы за­ упокойной литургии, и я предложил прочитать эту строку' речитативно, как идет мелодия этих слов в литургии. Так как слова «Вперед, вперед, вперед, ра­ бочий народ» сочетаются с революцион­ ным настроением «Двенадцати», прямо с предшествующими словами «Шаг дер­ жи революционный! Близок враг неуго­ монный!», а одиннадцатая строфа вся идет в маршеобразном ритме, то я пред­ ложил прочитать их речитативом на ме­ лодию припева «Марсельезы».