Сибирские огни, 1962, № 2
душевной, и ее злой из-за сварливого, неугомонного характера. Но вот оказа лось, что у этой голосистой старухи душа добрая, по-настоящему человеч ная. Заболел тяжело Миша Нефедов — и Марфа уже беспокоится, заботится о нем. Какой ценой измерить те несколько кусочков довоенного сахару, сберегаемо го на черный день, которые Марфа при несла больному мальчику, тому самому сорванцу, за чьи проказы она не раз гро зилась отхлестать его крапивой] Вместе с кандаурскими мальчишка ми юный читатель словно бы и сам про ходит сложный путь познания людей, действительности, накапливает житей ский опыт. Происходит это прежде все го потому, что сталкивается он с жиз нью доподлинной, невыдуманной и не упрощенной нарочито. Но тут-то и встает вопрос, который в подобных случаях не упускают обратить к детскому автору строгие ревнители ребячьей нравственности: «Вы говорите об изображении жизни во всем ее мно гообразии. А все ли доступно детям? Можно ли говорить с ними о таких ве щах, как, например, любовь, семейные и вообще житейские драмы? Наконец, обо всем том темном и неприглядном, Зто еще имеет место в нашей действи тельности?» Конечно, интересы младшего до школьника и среднего или старшего школьника не совпадают. Но ведь мы в данном случае говорим о литературе для детей среднего школьного возраста, под ростков 11 — 14 лет, людей думающих, критически оценивающих поведение старших, решительно всем интересую щихся, требующих от литературы отве та на массу вопросов. Наконец, разве сами дети живут в полной изоляции от большой жизни? Разве судьбы родителей и вообще взрос лых не имеют самого прямого отношения к судьбам детей? Можно ли без ущерба для коммунистического воспитания под растающих поколений представлять де тям взамен действительной, какую-то особую, «очищенную» и пряничную жизнь? Не превратится ли тогда литера тура в своего рода китайскую стену, ог раждающую ребенка от мира, вместо то го, чтобы служить окном в этот мир, быть средством познания действитель ности? Сторонникам как-то ограничить тема тику и жизненное содержание детских книг не мешало бы напомнить известную статью молодого Н. Г. Чернышевского «О том, какие книги должно давать чи тать детям» — блестящий памфлет, ост роумно развенчивающий вредные поту ги оторвавшихся от жизни моралистов. Там, между прочим, есть такие замеча ния: «Но если мы захотим быть решитель но последовательны, то нам не мешает остерегаться произносить перед ребен ком слова отец и мать, муж и жена, у него родился или у нее родился и т . д.— к скольким нескромным вопросам пода ют повод эти слова. Недурно даже поста раться о том, чтобы ребенок не слышал слов «мужчина и женщина» и не знал о том, что есть на свете люди, которые называются мужчинами, и другие, кото рые называются женщинами, что эти лю ди даже отличаются друг от друга — ведь ему нельзя будет не захотеть уз нать, чем же эти два класса людей отли чаются друг от друга; мы поэтому пола гали бы полезным для нравственности детей, чтобы их держали в особой, креп ко запертой комнате, чтобы они не мог ли ни видеть, ни слышать ничего такого, что могло бы навести их на мысль о раз личии полов... Говоря с ними, нужно не употреблять слов «он» и «она». Нам ка жется, что если к этим главным предо сторожностям прибавить еще несколь ко дополнительных, то мы можем на деяться достигнуть почти вполне своей цели, и дитя, нами воспитываемое, со хранится чистым от всех понятий, есте ственных человеку, но оскверняющих его душу...» Чернышевский исключительно точно определил ахиллесову пяту людей, стре мящихся во что бы то ни стало охра нить ребенка от нежелательных, с их точки зрения, впечатлений бытия. Ведь сатира Чернышевского — лишь логиче ское развитие их собственных, кажу щихся порой бесспорными мыслей. На практике эта бесспорность приводит к появлению книг, педагогическая реакция которых равна изоляции ребенка в че тырех стенах лишенной окон комнаты. Нужно ли всерьез доказывать, что по добное воспитание несовместимо с зада чей подготовки людей коммунистическо го общества — трезво взирающих на жизнь, деятельных, подготовленных к борьбе с трудностями (а они, несомнен но, будут и при коммунизме), умеющих преодолевать любые препятствия. Вот почему повторенный в Програм ме Коммунистической партии призыв стать ближе к жизни народа, теснее кре пить связи с действительностью, обра щенный к советским писателям, в рав ной мере относится и ко всем деятелям детской литературы. Что же касается так называемой «возрастной специфики» детской литературы, то она не в темати ке, не в содержании, а в том, как напи сана обращенная к детям книга: в сти ле, в авторской манере вести разговор с юным читателем, во взгляде на вещи, в языке, в организации сюжета, в обри совке характеров. Именно в этой сфере должен проявляться учет возрастных особенностей читателя. Но это уже —- другой вопрос.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2