Сибирские огни, 1962, № 2
окая закалка помогала. Он привык — вставать на рассвете. Любил смотреть, как загорается розовая полоска зари, как алеют сначала вершины берез, потом теп лятся свечи стволов, и как первый луч солнца зажигает мириады росных искр в траве. — Но прекраснее этого рассвета,—вспоминает Александр Александрович,— я, кажется, не видывал в жизни. Стоят тракторы, как танки на исходной. Мы с парторгом еще раз обходим агрегаты, желая людям успеха. В ответ — хо рошие просветленные улыбки. И когда верхушки берез порозовели — тракторы пошли! ...Выдохнув синеватые дымки, рванулись вперед машины, за ними потяну лись черные, жирные, пахучие борозды. Пронин шел следом, жадно брал про хладную землю в пригоршню. Вот она, земля-кормилица, земля без осколков и траншей, плодородная, благодарная за труд земледельца, мирная земля! С этого утра и начался для председателя бесконечный, полный забот рабо чий день. ...Все шло, как было задумано. Но жизнь есть жизнь, и каждый час рождал новые волнения. Механизаторы выполняли на вспашке по две с половиной нормы. — Видите, какие молодцы,— рассказывал Пронин, приезжая в бригады,— нымпел вручили им и премию вчера... — Так то ж на пахоте,— говорили трактористы,— там же легче... На севе — туже. Значит, нам и премии вроде не видать, а? Вроде мы и не стараемся и не се ем по две нормы... Вечером на экстренном заседании правления Пронин вспомнил о разговоре: — Что-то мы здесь не додумали, друзья,— давайте и на севе тоже введем прогрессивку. И уже через несколько дней Пронин вместе с вновь избранным парторгом Иваном Семеновичем Кирилловым вручал флажки и премию лучшим сеяльщи кам. Листовка-молния немедленно рассказала об этом всему колхозу. — Люди должны знать обо всем, — неустанно напоминал Пронин бригади рам,— сколько они сегодня сделали и заработали. Как дела у соседей? Положе ние с севом во всем колхозе, и даже в районе. Летали по бригадам боевые листки «Молнии». И была на них строчка: «Проч ти и передай товарищу!» О хорошем и плохом рассказывали они. И Пронин еще и еще раз убеждался в силе правдивого партийного слова, пусть острого, горько го, но правдивого. Однажды ночью, шагая по полю, он... споткнулся. Запнулся за ноги спяще го тракториста. В стороне темнел трактор. Осветил карманным фонариком. — Ты, Родионов? — Я, Лексан Лексаныч. Не обижайся, устал. «Думаешь, я не устал?» — хотелось крикнуть Пронину. Но ответил спокойно: — Что ж, раз устал — извини за беспокойство. Ложись. Досыпай. Приятных сновидений!.. — Да я сейчас... сейчас,— засуетился тракторист,— какие тут, к чертям, сновидения? Попадешь в твою «Молнию» — всю неделю не уснешь... Председатель исчез в темноте. Слыша, как заревел на бешеных оборотах трактор, рассмеялся: теперь не уложишь спать даже насильно. __ д ты сам-то когда спишь? — спрашивал секретарь райкома, приезжая на ноля. _ Прикорну часика на три, и понимаешь, вижу сон: ложусь в белоснеж ную кровать и... часов до семи утра...— смеется Пронин. Носков потеплевшим взглядом смотрит на своего нового товарища. Теперь они встречаются чаще. Нет, не потому, что в пору весенней страды секретарь чуть ли не каждый день бывает на полях ждановцев. Пронина избрали членом бюро райкома.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2