Сибирские огни, 1962, № 2

мешающее бревно и постепенно сдвигая в сторону.— Почему нельзя? А как же иначе? Она не вернулась на бону, пока не высвободила сутунок совсем. Н а ­ полненный восхищеньем, Цагеридзе все же негодовал. — Вы забываете о технике безопасности, товарищ Булатова! Теперь я обязан составить акт. Или сам, как и вы, прыгнуть в воду! — Д а ну ее, твою технику! — добродушно сказала Булатова, нацели­ ваясь багром в очередное бревно уже с боны. — Что я — дите малое? Но­ гами не чувствую, какое бревно провернется, какое тверже боны твоей на воде лежит? Сколькой год на сортировке работаю! А вот ты и вправду не прыгни дуром. Ноги у тебя еще без привычки. Д а и... — она замялась. У Цагеридзе не хватило духу продолжить с ней спор, напомнить о тяжком случае с Василием Петровичем. Он знал, что всякий старый, опытный сплавщик, хотя и сможет наизусть перечислить все правила этой самой техники безопасности, — на деле беспрерывно и хладнокровно их нарушает. Д ля него известный риск становится настолько привычным, что он его совсем не замечает, как не замечает, наверно, воздушный акробат качающихся трапеций, уверенный в том, что в нужный момент они непре­ менно окажутся у него под руками. И в этом постоянном, то маленьком, то большом риске, в смелости, делающей особо привлекательным любой- риск, и заключается своя неповторимая красота труда сплавщиков. Но Цагеридзе все-таки погрозил Булатовой пальцем: «Больше не сметь!» Постепенно он увлекся работой. Вытащить, вырвать зажатое бревно одному ему бывало редко по силам. Однако Цагеридзе не успевал даже поднять головы, попросить кого-нибудь из соседок помочь ему, как в брев­ но сразу впивалось еще два-три багра, и, раскручиваясь на воде, оно мед­ ленно всплывало на поверхность. А потом — толчок! — и бревно уходило в ворота. Стучал мотор на катере, отводящем готовые пучки к головке плота, стучал мотор на сплоточном агрегате, повизгивали временами на лебедке- тросы, кто-то бил железом в железо, с тяжелым плеском бухали в воду з а ­ вязанные пучки, скрежетала береговая галька, когда по ней прокатыва­ лись колеса грузовика, привезшего к агрегату дополнительные мотки вя­ зальной проволоки, — весь этот единый рабочий шум наполнял Цагерид­ зе хмельным, бодрящим весельем. Он совершенно забыл, что находится на узенькой боне почти над самой срединой быстро бегущей и глубокой протоки, он чувствовал под ногами землю, которая, родив человека, всег­ да носит и крепко держит его на себе. Он работал, двигал руками, пово­ рачивался всем корпусом, с натугой выводя багром к воротам огромные сутунки, а сам уносился мыслью к тому дорогому моменту, когда под го­ ловку плота будут подвешены многие сотни пучков, плот протянется по- реке на добрых полкилометра, его края обовьет прочная ошлаговка из стальных канатов, проскрипят цепи, выбирающие якорь со дна Читаута, и Иван Романович Доровских махнет шапкой со своей лоцманской вышки: «Пошли!» Ах, до чего же он хорош, этот живой, спасенный ими лес! Цагеридзе работал долго и жадно. Работал до тех пор, пока у него- не заныла левая нога, напоминая, что все-таки она на протезе. И к тому же, хотя с юга тянул теплый ветер «Мария», а сама работа заставляла- быть в беспрерывном движении,— Цагеридзе, одетый очень легко, все же- прозяб. Должно быть, от сырости, от близости льда и воды. Он с завистью поглядел на женщин, наряженных по-зимнему в ват ­ ные стеганки и такие же штаны, обутых в высокие резиновые сапоги, з а ­ мотанных, закутанных в платки и, вздохнув, воткнул в бревно багор. — Прошу не смеяться, дорогие женщины, — сказал он шутливо, но Нико Цагеридзе захотелось удрать куда потеплее.