Сибирские огни, 1962, № 2

— Там лежит доха моя. Надень ее, красавица. Иначе не доедешь до Харламовска. — Придется мне лезть в кузов, — сказала женщина. — Она же там замерзнет. — Нет, нет! — крикнула Гутя. — Если ты не поедешь в кабине, я со­ всем не поеду. Шофер захохотал: — Вот девка! Ей дают рубль, а она кричит — дайте три копейки. Бывает же такое! Кое-как уселись. Женщина в кабину с шофером, а я в кузов. Гутя сразу же отодвинулась в противоположный угол и поглядывала в мою сторону, как звереныш. Ну, и дикарка!.. Субботин разворачивает машину, чтобы вывести в ворота. Резино­ вые скаты жестко мнут утоптанный снег, и он зло скрежещет, будто трет­ ся железо о железо. Д ва рукава света метнулись по всей базе автороты. Лбистые великаны прощально мигнули бельмами сотен фар и опять по­ грузились во тьму тихих сновидений. — Наденьте доху! — кричу я Гуте, и сразу точно молния сверкну­ л а — таким взглядом одарила меня молчаливая Даная . — Ну что ты так дичишься? Тебя прогвоздит в этом пальтишке, и ты опять захвораешь,— говорю я ей нарочито резко. «С ней только так и надо разговаривать, — думаю я. — Ишь, надула губы. Мать перед ней стелется дымом, а она го­ това пинать ее». Машина резко накренилась на повороте, и я перекатился в угол ку­ зова к Гуте. Как она взглянула! Бог мой! — Д а ты не бойся, я не волк — не укушу. Я в доху тебя одену. Хо­ тя бы ради твоей матери. Понимаешь? — И без лишних слов накинул ей пропахшую бензином и автолом доху на голову и спину. Молчит. Руки засунула в рукава и вся сгорбилась, точно доха легла на нее стопудовым грузом. Я сел рядом и накинул себе на спину валяв ­ шийся в кузове брезент. Белое равнинное безмолвие. Мороз действительно лютый. Прижигает щеки и руки, словно кале­ ным железом. Я чувствую, как меня пробирает насквозь — от макушки до пальцев ног в валенках. Ледяные минуты на ветру тянутся нудно — целую вечность. Идет ровное, тщательно выскобленное ветром шоссе. Но вот оно по­ катилось под уклон, и тут началась беда. Шофер попросту таранил снеж­ ные заносы. Машина подпрыгивала, как норовистый жеребец. Визжала, трещала, а мы с Гутей бились друг о друга. Я обхватил ее правой рукой, а левой держался за борт, и все-таки нас перекидывало из стороны в сторону. — Ну дорога, черт бы ее подрал! Гутя не жалуется. Ей, кажется, все равно, как бы ее ни кидало и ку­ да бы ее ни бросало. — Не замерзла? — спрашиваю. — Н-нет. — А у меня пальцы ног начинает прихватывать. — И... у меня... тоже. — Ну, вот. А говоришь — не замерзла. Ты же совсем - отморозишь ноги в этих тонких чесанках. — Они у меня и так были обморожены. И руки тоже. — Вот еще девчонка! Что же ты не села в кабину? Постучать, чтобы остановились? Она опять чего-то испугалась. — Нет, нет, нет... И