Сибирские огни, 1962, № 2

и как случай экстраординарных поступков людей. О них можно делать резко различные официальные выводы, ничуть не затрагивая научного значения вашего эксперимента. В оставшиеся часы я буду готовить свой заключительный документ. Неизвестно, останется ли он только в моей папке. Наконец, только в делах ЦНИИ и вашего треста. Бывают и другие папки. А подписан документ должен быть и вами. Вот я вас дружески и спрашиваю: какие у вас к нему пожелания? В каком плане, с учетом в а ­ ших каких интересов хотите вы, чтобы этот документ был написан?» Цагеридзе захохотал: «В любом! В любом плане! Как вам интерес­ нее. Пожалуйста, хоть в том плане, как превосходно сказал Василий Петрович. Только о пуговице не забудьте!» Он хохотал не искусственно. Не с тем, чтобы сильнее нанести оскорб­ ление Баженову. Он просто был полон чувства радостного освобождения от всех, давивших его долгое время тревожных забот. Читаут вскрылся, лес спасен, консультант ЦНИИ — злой дух Марии — наконец уезжает, а Василий Петрович оказался хорошим человеком. Что еще может быть радостнее всего этого? Будущие неприятности— без неприятностей не проживешь — уже не страшны. Хуже того, что было, не будет! Скоро вер­ нется Мария. Оба клада, к которым он так стремился, им найдены. Ц аге­ ридзе хохотал свободно, непринужденно, широко скаля крепкие зубы. Но Баженов мрачнел. — Любая шутка от частого употребления становится малоприятной, а плоская и грубая — тем более,— сказал он, весь как-то вытягиваясь .— Натужное остроумие Бобыкина могло бы развиться и постепенно стать блестящим образцом локализованной заборной литературы. Но, как мне кажется, вы, Николай Григорьевич, усиленно стремитесь стать соавтором Бобыкина и выйти даже на более широкие просторы, нежели стены извест­ ного дощатого сооружения. Дело ваше. Я составлю заключительный до­ кумент так, как подсказывают мне совесть и объективная истина, а кро­ ме того — и, все-таки, добрые чувства к вам. Вот мое командировочное удостоверение. Прошу вас сделать на нем необходимые отметки и поста­ вить печать. Не имею привычки оттягивать это до последней минуты». Цагеридзе молча расписался, открыл обитый листовым железом сейф, в котором хранилась круглая печать, достал, подышал на нее и при­ ложил к бумаге. — За свою грубость я должен извиниться перед вами. Но я протес­ тую, когда вы оскорбляете честное имя Василия Петровича!— Цагеридзе уже не смеялся. — Протестую, когда вы хотите стать благодетелем по от­ ношению к недостойному Цагеридзе. Составляйте, пожалуйста, любые до­ кументы. Я все подпишу! Он проводил Баженова до двери кабинета, быстро набросал радио­ грамму в трест с просьбой послать на Покукуй самолет за консультантом ЦНИИ и кликнул Лиду... Цагеридзе беспокойно Шагал из угла в угол, держа в руке , печать. Может быть, зря он так щедро и сгоряча сказал: «Я все подпишу»? Может быть, следовало сказать сухо и твердо: «Подпишу только то, что найду нужным?» Зачем без надобности давать противнику оружие, которое он непременно пустит в дело, хотя бесконечно и повторяет свои заверения в добрых чувствах! Не могут быть добрыми чувства друг к другу у людей, столь разно смотрящих на честность, правдивость и совестливость! Ах, почему нет Марии, почему не здесь она, чтобы все ему рас­ сказать!.. Не следует больше и думать об этом... консультанте... Надо думать, как быстрее отправить в Покукуй Василия Петровича. Надо думать, как