Сибирские огни, 1962, № 2
Огонечек мой Хочет наклониться — Подарил холостой, Где ж ему жениться? И захохотала, залилась, оставив Цагеридзе и Косованова у костра, среди так же заливисто хохочущих женщин, подошедших еще в начале их разговора. — Ну, Женька!.. — улыбались они. — С намеком... Цагеридзе схватил Косованова за локти, близко подтянул к себе. — Запомни: вторая свадьба — Цагеридзе. Тебе первому говорю. Косованов высвободил руки, хлопнул Цагеридзе ладонью в грудь. — Ты ей-то сказал ли это? А я и по другим признакам давно понял. Они пошли к соседнему костру. Цагеридзе доверительно стал расска зывать Косованову, как сильно он любит и как трудно ему дожидаться .приезда Марии... — Подви-и-ижка!! — дурным голосом крикнул кто-то от реки. И все сразу повернулись, хлынули к берегу. 12 А река оставалась словно бы прежней. Тот миг, когда Читаут сделал свою первую подвижку, Цагеридзе упустил. Сейчас тяжелый серый панцирь не шевелился, но вдоль всей дамбы в живых лучах солнца блестел невысокий, серебристый, с алмаз ными переливами гребешок. Это косым, скользящим движением тяжело го ледяного поля сдавило, растерло и выжало кверху, как пену, груды тон ких иголок, намолотых из перемычек между частыми окнами во льду, про битыми накануне взрывчаткой. Канава, по которой, плещась бурливыми каскадами, катилась Громотуха, теперь тоже исчезла, и вода стремитель но растекалась вдоль дамбы, образуя на середине широкое озеро. У бере га ворчливо били вверх желтые фонтаны, замутненные илом и песком, выбрасывая иногда и довольно-таки крупную гальку. Загорецкий сунул в руку Цагеридзе бинокль. В радужном мерцании стекол он увидел, что выше дамбы примерно в километре реку рассекла поперек зигзагообразная черная полынья. Надавит сверху второе ледя ное поле, полынья сомкнется — и Читаут пойдет. Тогда уже пойдет не остановимо. Первый нажим дамба выдержала превосходно. Самый опасный нажим. Как поведет она себя дальше? Текли минуты. Ничто заметно не менялось на реке, только все полнее и шире становилось озеро, в которое без остановки Громотуха вливала свои воды, и как будто бы чуть-чуть корытом к средине стал вгибаться лед. Уже не с прежней силой били у берега грязевые фонтаны, и тяжко садящиеся теперь на камни кромки льдин разламывались, рушились с же лезным скрежетом. Люди стояли молча. Все видели и понимали, что, сделав первую, от личную и выгодную людям подвижку, Читаут о ней как бы жалеет, раз думывает: а нельзя ли ему хотя бы вторым толчком теперь взломать дам бу и ворваться в протоку, в запань! Ледяной панцирь все явственнее вгибался корытом к средине, садил ся на дно. Туда переместился весь свободный разлив Громотухи. Совсем поникли желтые фонтаны у берега. И все это значило... — «Семь братьев» все-таки прихватили,— с дрожью в голосе ска
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2