Сибирские огни, 1962, № 2

снесет построенную людьми крепость, он все равно не станет жалеть, не станет раскаиваться в том, что было сделано! Цагеридзе нащупал в кармане письмо. Надо сбросить его в почтовый ящик непременно сегодня. Завтра , может быть, придется писать совсем по-другому. Письмо в ящике пролежит до утра. Кто знает, приедет ли вообще завтра кольцевик из Покукуя, если начнет ломаться Читаут? Это письмо тогда пойдет вместе с новым, которое будет написано уже после ледохода. Все равно, пусть оно пойдет таким, каким оно получилось се­ годня. «Дорогая Мария! Вас не удивляет настойчивость, с которой я пишу свои письма, не зная, попадают ли они в ваши руки? Вернее, зная точно, что не попадают. Это похоже на дневник, которого я не вел даж е в школь­ ном возрасте, но не писать вам я не могу. От вас я получил всего три письма. Последнее было с почтовым штем­ пелем «Сачхери» и снова без обратного адреса на конверте. Какая счаст- ливая-судьба закинула вас на мою родину? Зачем? Надолго ли? Вы толь­ ко пишете насколько волшебны горы Кавказа, насколько великолепны там цветы, насколько ласково солнце — и ничего больше. Д а , я люблю, Мария, горы Кавказа , люблю грузинскую весну, и мне приятно было читать об этом. Но я всем сердцем, давно уже, полюбил Сибирь с ее тайгой, с ее горами, с ее снегами и морозами, и я в эти дни ра ­ дуюсь здешнему солнышку, здешнему теплому ветерку и первым цветам, которые зовутся подснежниками. Я радуюсь этому, потому что люблю вас, моя сибирская Мария, о чем я повторяю в каждом письме, и хочу эту р а ­ дость скорее разделить с вами. Но — где вы? И почему свои письма вы заканчиваете всегда только так: «С приветом: М. Баженова»? А я не знаю — «да» это или «нет». Думаю, верю — «да». Иначе зачем бы вообще вы мне стали писать! До конца вашего, мне непонятного, отпуска осталось девятнадцать дней. Следовательно, вы где-то уже на пути к дому. Совершенно бессмыс­ ленно посылать это письмо в Сачхери и, тем более, до востребования. Но я все-таки посылаю. Посылаю потому, что это мой с е г о д н я ш н и й р а з ­ говор с вами. Ах, как я люблю вас, Мария! Завтра я вам снова буду писать, если не случится беды, если сердце мое не разорвется от горя — завтра на Читауте ожидается ледоход и не­ известно, чем он закончится. Нет! Неправильно. Все известно! Я верю в удачу, я верю в себя — Николай Цагеридзе удивительно счастливый че­ ловек, ему всегда везет. Завтра он возьмет, вырвет у стихии ледяной клад. А через девятнадцать дней... Мария! Вы помните свои слова, которые сказали во время нашей первой встречи: «Ледяной — это не клад. Такой клад брать в руки рис­ кованно, от тепла он сразу растает и меж пальцами текучей водой про­ сочится. Только вы его и видели!» Вы для меня были все время окованы каким-то непонятным холодом, скрыты подо льдом отчужденности. Вы были моим вторым ледяным кладом. Чтобы вернее взять первый, я з а ­ морозил его еще сильнее. И я его возьму! Если вы верите, что любовь моя горяча, я отогрею, оттаю свой второй клад. И не пропущу его между пальцами. Удержу! Я выручу, спасу, достану оба клада. Я буду самый богатый в мире и самый счастливый человек. Как я жду вас, Мария! Над Читаутом сегодня катится особенно теплый ветер. С юга! Где-то на юге — вы. И я говорю себе, это — Мария. Я теперь всегда буду назы ­ вать теплый южный ветер «Марией». Цагеридзе постоял, улыбаясь, ловя губами воздух, пахнущий горь­ ким дымком далекого пала, и побрел потихоньку вдоль обрывистого 6ej pera.