Сибирские огни, 1962, № 1

был ведь собственный дом! Надеюсь, вы и теперь живете не на квартире? А у меня... — Нет, нет! Я живу в собственном доме вашей матери, — возбуж­ денно заговорила Мария, особенно нажимая на слова «в собственном доме». — Я не растратила ни одной копейки с вашей сберегательной кни­ жки. Со всеми начисленными процентами вы можете получить свой вклад обратно. А двенадцать тысяч, которые вы задолжали своей матери, не трудитесь переводить мне, не нарушайте бюджета своей новой семьи— никаких ваших денег я не возьму. Что же касается переезда мамы к вам, в Москву, прошу — возьмите ее как можно быстрее. Это единственная моя просьба, единственное, что заставляет меня разговаривать с вами. Я считала бы позором для себя стремиться стряхнуть со своих плеч беспо­ мощного, старого человека, больного. И не стала бы ради этого разыски­ вать вас. Но если мы встретились, и вам, а не мне хотелось, чтобы у нас состоялся разговор, я прошу, возьмите маму! Анатолий сидел, низко опустив голову. Мария, с полной отчетливостью угадывала: начиная свой извилистый разговор, он ожидал другого — сообщения, что Елизаветы Владимировны уже нет на свете. И еще. Он сказал: «Мир тесен». Ему нужно было знать, как он должен будет дер­ жать себя при следующей встрече, если она вдруг опять состоится. Не всег­ да встречи бывают возможны только так вот, в гостинице, и с глазу на глаз. Неизвестно, что может наговорить о нем посторонним людям жен­ щина, считающая себя оскорбленной... — Видишь, Марочка, — не поднимая головы, сказал Анатолий, — как повернулись против меня же все мои слова. Ты бьешь меня ими точ­ но плетью по лицу. Разговор о деньгах — предмет всегда самый щекотли­ вый. Но я предложил их тебе с чистой совестью, и я не вправе согласиться с тобой. Ты должна взять деньги. И двенадцать тысяч, и те, что были в сберкассе записанными на твое имя. Двенадцать тысяч сразу я не заплачу, но я их все равно заплачу. Это естественно и само собой разумеется. Ма­ рочка, не спорь и не отказывайся. А маму... Маму я очень люблю... Но взять ее к себе сейчас я никак не могу. Это физически невозможно. Ты не пред­ ставляешь, как у нас тесно! Жена — старший преподаватель в институте. Она дома готовится к лекциям. Я все еще работаю над своей диссертаци­ ей. Детишки кричат, мешают. Что будет тогда еще? Ее, наконец, не про­ пишут на нашу площадь! Это площадь жены. А в Москве жестокие пра­ вила прописки. Марочка, тысячи осложнений... Это разрушит весь уклад нашей семьи. Жена мне этого не позволит сейчас... Марочка, она ведь даже не знает, что у меня есть мама... — Ты жене своей уже сказал, что мать умерла! -— закричала Ма­ рия — Подлец! — Нет!.. Нет!.. — Губы Анатолия побелели. Мария видела, что она попала ему не в бровь, а в глаз. — Нет, Марочка, нет... У нас просто не было об этом с женой разговора... Марочка, хорошо, дай мне срок. Я все обдумаю, сделаю... Переговорю с женой... И сразу же отвечу тебе, как только вернусь в Москву. Куда тебе написать? — Мне не хотелось бы давать вам свой адрес, Анатолий Данило­ вич, — тяжело и медленно сказала Мария, обдумывая, как все же долж­ на поступить она после этого. — Тем более не хотелось бы давать вам свой адрес, что я не верю вам совершенно. Вы не напишете. Или напише­ те пустые слова. Но, хорошо! Через месяц я снова буду в Красноярске. Пришлите мне сюда ответ, на главный почтамт, до востребования. Боль­ ше ни звука я не скажу вам о маме. Ей будет у меня хорошо. Прощайте! Уходите. Счастливо вам долететь! Надеюсь, что мы летим, действитель­ но, не вместе с вами.