Сибирские огни, 1962, № 1

— Не надо, Марочка, нам снова винить друг друга. Это было нашей общей большой бедой. И только бедой. Возможно, я был и неправ, назы­ вая это виной. Только твоей виной. Судьба, обстоятельства! Не могло же правительство принять этот новый закон на несколько лет раньше! И не было бы тогда надобности в той проклятой старухе. Все можно было бы сделать в больнице. Ты говоришь — «дети». Нрости, а... разве мне неправ­ ду сказал тот врач? Вот негодяй! — Нет, правду. Но есть на свете и другие врачи. Я не теряю надежд. Она отвернулась. Ей было противно смотреть, как Анатолий сидит, медленно протирает платочком стекла очков и вьется, вьется на стуле, как на горячей сковороде. -— Да-а?.. Хорошо! Хорошо... Я рад! — Он засунул платочек в кар­ ман, тут же снова достал его и опять взялся протирать стекла. — Ну, а вообще... как ты живешь, Марочка? Она вскочила, в гневе закричала: — Ты бы спросил о своей матери! Именно этого вопроса все время ждала Мария. У Анатолия плетьми упали руки. Близоруко щурясь, он взглянул на нее. — Я только что хотел спросить тебя об этом. Но я боялся услышать. Знаешь, мама в годах... Я готовил себя... Мария устало опустилась на стул, сказала презрительно: — Мог не готовить. Она жива. И ждет, когда ее к себе возьмет род­ ной сын. . Вздрагивающей рукой Анатолий надел очки, платочком вытер испа­ рину со лба. — Марочка, честное слово, это был мой первый вопрос! Но я никак не решался выговорить его. Не думай, что я забыл маму. Еще из Петро­ заводска я посылал запрос туда, где мы с тобой работали. Директор мне ответил, что вы уехали неизвестно куда. Я пробовал справляться в мини­ стерстве, и мне сказали, что в числе номенклатурных ты не значишься, а о рядовых работниках у них нет сведений. — Да, я не номенклатурная, — с насмешкой сказала Баженова. — А мама — тем более. — Марочка, хочешь, я покажу тебе копии всех своих запросов. Ко­ нечно, должно быть, я не сделал всего, что мог бы сделать. Я должен был обратиться, кажется, в какое-то бюро, через которое разыскивают род­ ственников, утерянных в годы войны. Это моя ошибка. Но я знал, что мама с тобой и ей будет хорошо. В Москве же мне пока и поместить ее было бы негде... Ты понимаешь... — Понимаю, я понимаю теперь, Анатолий Данилович, почему вы прежде всего рассказали мне о том, что у вас очень тесная комната, жена и двое детей, — с прежней усмешкой сказала Мария. — Но вы смело мо­ гли бы мне заявить об этом и в любое время. Справок домоуправления с вас я не потребовала бы. Не беспокойтесь, маму на улицу я не выгнала и не выгоню. Но, знайте, она сейчас очень больна. И, конечно, родной сын ей ближе, дороже, чем я, посторонняя для нее женщина. Анатолий взялся опять за очки, протирать стекла. — Не вижу, потеют все время, — пробормотал он. — Марочка, нет, честное слово, нет. Я искал, я хотел... И потом, я полагал, что оставил вам свою сберкнижку, дом на имя мамы. Себе не взял ничего. Да, я со­ знаю, этого, видимо, мало. Если считать на круг пять лет по двести рублей в месяц — обычно переводят такие суммы — это будет двенадцать ты­ сяч... Да... Мне сразу не выплатить, тяжело... Но я тебе не останусь дол­ жен, Марочка... Независимо от старого долга, я буду тебе переводить и еще по двести — хорошо? — пока не смогу взять маму к себе. У мамы