Сибирские огни, 1962, № 1
Он перегонял снег в «окна», прихлопывал его широкой деревянной лопатой, где можно притаптывал и ногами, а Михаил, вооруженный та кой же, как у Герасимова, лопатой, стоял в проломе у самой кромки и кра сиво перебрасывал ему снег. Можно было подумать, что человек занимается художественной гим настикой, настолько точно и размеренно двигались у Михаила руки, так удивительно легко и ловко поворачивался он всем корпусом как раз в тот момент, когда нагруженная лопата только что отрывалась от земли. Будто увязанные шпагатом пакеты, гулко хлопали, падая в яму, глыбы слегка отмякшего снега. Михаил работал, полусогнув спину, но не опуская головы, все время скаля зубы в улыбке, рисуясь перед людьми тем, что вот именно он ока зался осью, вокруг которой сейчас вертится всё, но больше еще улыбаясь себе самому, своей силе, здоровью, бурлящему кипению крови, требова нию разогревшихся мускулов: давай, давай, давай! С крутого откоса берега обрушивались вниз все новые и новые ла вины. Девчата повизгивали, когда их осыпало сверкающей, холодной, льдистой пылью. Рабочие постарше, мужчины, женщины, набрасывали снег в открытые треугольники, а молодежь их волочила по быстро нака тавшемуся, гладкому ледяному полю. И было трудно понять, управляет ли, командует ли кто-нибудь здесь. Галдели, весело перекликались все. Но никто по-настоящему не вслушивался в слова своих соседей. И если бы даже сам начальник рейда, а Цагеридзе пробовал делать это — если бы сам начальник рейда отдавал какие-то распоряжения, на них все рав- ло никто не обратил бы внимания. Все и сами видели, понимали: во льду образовалась яма, ее нужно за сыпать, выровнять, бережно затрамбовать. И пока это не будет сделано, надо обрушивать и обрушивать сверху белые лавины, нагружать тре угольники, подтаскивать их к пролому и бросать, бросать туда снег. Какие и зачем для этого нужны приказания? Михаилу нравилось захватывать себе такую работу, которую выпол нять будет он только один, ни с кем ее не деля. Максиму, наоборот, приятнее было слышать рядом с собой еще чье-то дыхание и, в особенности, в наиболее трудную, напряженную минуту ■вдруг почувствовать, как к силе рук твоих прибавилась сила товарища. Любил он и сам, подметив, что трудно стало соседу, прийти на помощь. А лучше всего — работать сразу вдвоем, делать все в четыре руки. Сейчас Максим пробовал пристраиваться и к Перевалову, и к Вик тору Мурашову, но какая-то круговоротная сутолока их немедленно разъединяла — врезался между ними третий, и снова он искал себе на парника, чтобы вместе тащить тяжелый треугольник со снегом. Так Максим оказался и рядом с Павлом Болотниковым. Они небыли в открытой ссоре, но все же с тех пор, как Ребезова стала ходить только с Павлом, и после того, когда так обидно она разыграла Максима в сто ловке, послав ему манную кашу, а Болотников об этом раззвонил по всему поселку — Максим уже не мог с ним разговаривать просто, как с другом. Теперь, совершенно случайно, они в один и тот же момент схвати лись оба за наполненный снегом треугольник. — Ты со мной не берись, — бросил Максиму Болотников. — Вдруг опять беда какая. Скажешь после: «Работали вместе. С обоих и взыски вать». По-твоему, где Павел Болотников, там обязательно и беда. — Ну, это ты зря запомнил, — сказал Максим примирительно. Его .одолевало благодушное настроение. — Работал ты тогда не один. Не на до все на себя поворачивать. — Значит, тогда от кого же беда? — захохотал Болотников. — От Женьки? Ну, эту беду, Петухов, ты при себе держи. Эта беда за тобой
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2