Сибирские огни, 1962, № 1
И снова все засмеялись. А Феня подумала, что в словах Максима есть даже много острень кого и что, конечно, Михаил так не сказал бы. У него бы все получилось весомее, серьезнее, по-мужски. Так, как он бил стальным ломом в громо- тухинский лед. А Максим вот с удовольствием лепит пельмени... — Слушайте, Максим, у вас всё так здорово и категорически полу чается, — вдруг, почти против воли, вырвалось у Фени, — не объясните ли вы мне, а почему ваш друг, Михаил Куренчанин, совершенно не бере жет инструмент, которым он сам же работает? Максим помялся. Было видно: он готов ответить немедленно, а что-то стороннее сдерживает его, связывает. — Ну? — настаивала Феня, пододвигая к себе последние сочни. Максим помялся еще. Повертел головой направо, налево — он стоял в средине — выписал пальцем на столешнице, припорошенной мучной пылью, какую-то замысловатую фигурку и, наконец, решился: — Мишка очень любит себя, — сказал он. — Потому он и инстру мент свой не любит... Под окном снова проскрипели шаги, и Феня внезапно оглохнув, за металась у стола, хватая что попало и силясь побыстрее навести порядок. — А вот, как раз, и он... Вдруг поняла, нет, и теперь не он. Ясно же, это — шаги Цагеридзе. Неровные, один легче, другой — тяжелее. Руки у Фени потеряли проворство. На печи приподнялась Елизавета Владимировна, вздохнула: — Ох, что же это я? Спущусь, подсоблю. И Феня заметила, как теперь покрылась крупными розовыми пятна ми шея Марии. Может быть, совсем так, как наверно было и у нее самой, когда она в первый раз шаги Максима, а во второй — Цагеридзе, приня ла за шаги Михаила. — Спасибо, не надо, мама. Прошу, не надо! — торопливо говорила Баженова. — Тут осталось вовсе немного. Закончим утром. Афина, неси пельмени скорей на мороз. Максим, выберите потоньше поленья, подтопи те печь. Весь в тонких морозных струйках вошел Цагеридзе. Даже с самого первого взгляда можно было понять, как он напряжен но взволнован, как он перебарывает себя, чтобы не закричать сразу с по рога. Держа противень с пельменями на согнутой в локте руке, Феня про скользнула в сени за спиной Цагеридзе. «Что могло с ним случиться в этой окаянной конторе? — подумала она озабоченно. — На реке дела идут, кажется, очень хорошо». — Вот славно, вот вовремя подошли вы, Николай Григорьевич, — сказала Баженова. — Сейчас будем ужинать. У нас гость... Заставая Максима в доме, Цагеридзе всегда с ним здоровался весе ло, дружески. Именно с ним с первым начинал разговор. И теперь Мак сим разогнулся, приподнялся от груды поленьев, готовясь подать руку, но Цагеридзе даже не повернул к нему головы. — Вы говорите, Мария, я пришел вовремя. — Он словно не видел никого, кроме нее. — Пусть останутся золотыми эти ваши слова. Но сейчас я вам хочу сказать: Николаю Цагеридзе сегодня связали руки. Из треста предупредили — действуй, работай, но руки тебе не будут раз вязаны. Мария, вы тоже инженер, вы плановик, вы все знаете! Отвечай те, можно вести нам работы по спасению леса, оставаясь строго в пре делах лимита на подготовительные работы к новому сплаву? Можно из одного стакана наполнить доверху два других стакана сразу, один водой, другой — вином? Я этого не умею! Не могу! И не буду!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2