Сибирские огни, 1962, № 1
Должен ли он рассказать Марии все? Когда любишь, на совести не может оставаться никаких пятен. Ни у того, ни у другого. Иначе — разве это любовь? Как можно любить и прятать что-то друг от друга — малень кое или большое, близкое или далекое? Пусть каждый решит, пусть со обща оба решат, что забыть, что простить, что исправить. Не надо сейчас метаться и думать одному: пятно на совести было это или не пятно. Он расскажет Марии все!.. Щелкнул выключатель. Жесткий электрический свет больно ударил Цагеридзе в глаза. Вошел Василий Петрович с заново переписанными денежными документами. — Ну, как, начальник, побегал? — спросил он, раскладывая бумаги на столе. — Или все корчит тебя еще? Решился — как отвечать тресту, Анкудинову? Так не подходит: начал рысковать — рыскуй, а специалиста этого, консультанта... И захохотал, выговорив смачное слово. Цагеридзе затрясся. — Не тревожьтесь, я уже приготовил ответ, дорогой Василий Петро вич: «Поторопите специалиста выездом». Все ваши советы всегда превос ходны. Спасибо за них! А этот — не подошел! Прошу, извините! 7 Проводив злыми глазами Женьку Ребезову с Павлом Болотниковым почти до самого поселка, Максим снова взялся за топор и пешню. Нужно было согреться. И не хотелось оставлять торчащий дыбом угол большой, толстой льдины. Плестись одному позади всей бригады, но у всех на ви ду — было непереносимо. Это все равно как в армии, возвращаться из иешего похода с потертыми пятками, держась за обозную повозку. Не нашелся вовремя, как отбрить Женьку, не сумел, хохоча беззаботно, сразу пойти вместе со всеми — теперь подожди. Все-таки получится при личное объяснение: остался потому, что должен был доделать начатое. Он видел, как цепочкой проследовала от Громотухи под обрывом берега бригада Шишкина, видел, как люди стали взбираться по косогору наверх, в поселок. Своя бригада, только другой тропинкой, тоже подходи ла к этому «взвозу». Максим загадал: вот не останется на виду никого, тогда пойдет и он домой. А к этому времени обязательно срубит угол у неподатливой льдины. Солнце, слегка покачиваясь в небе, как шар на тугой волне, совсем опустилось за дальний мыс. На горизонте теперь алела только узенькая полоска — последний след заката. В поселке вспыхнул первый огонек. И тут Максим заметил, что из Громотухи некого ущелья не просто по явился, вышел, а выскочил стремглав — еще один человек. Оступаясь яа неровностях снежной тропы, он бежит как от большой беды. Что такое? Максим вгляделся внимательнее. Да ведь это же Афина Загорецкая... Феня!.. Но почему она так отстала от своих и теперь не то что догоняет их, а словно бы, наоборот, от кого-то убегает. Именно, убегает!.. Не медведь ли?.. Максим встревожился. Зима, медведям в эту пору полагается спать в берлогах. Но все-таки тайга вокруг, а за Громотухой, к порогу «Семи братьев», медведей, говорят, полным-полно. И кто его знает... Максим зажал в одной руке топор, в другой—пешню и бросился на перерез. Но он успел сделать каких-либо только два десятка шагов. На гой же тропе, в Громотухинском ущелье, замаячила другая человеческая фигура. И хотя теперь сумерки падали на землю с фантастической быст
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2