Сибирские огни, 1962, № 1

Тихонько они дошли до парка. Тонкие высокие сосенки толпились по сторонам дорожек, прямых, усыпанных желтыми осенними листьями. В воздухе носился кисленький заяах нагретой солнцем хвои, вянущих црав. Ветер шевелил макушки сосен, и мелкие узорчатые тени мельте­ шились на песчаных дорожках. Пролетела радужная стрекоза. Трепеща стеклянными крылышками, на мгновение прикоснулась к плечу Цагеридзе и тут же, испугавшись, бочком-бочком унеслась прочь. Ольга, по-ребячьи вскрикнув «ой!», по­ бежала за нею. Гонялась долго, но не поймала. Запыхавшаяся, румяная, со сбившимся на сторону синим беретом, заправляя под него озорную прядь волос, Ольга упала на ближнюю садовую скамейку. — Ой! Чуть вовсе не задохнулась. Цагеридзе сел рядом. — Я все смотрел. И думал: что такое жизнь? — Н-ну... И что же оказалось? — Жизнь, это — вы! Ольга отвернулась, положила на спинку скамьи правую руку и мед­ ленно вытянула ее вдоль верхней рейки, а левой рукой на ощупь нашла запястье Цагеридзе. Пожала легонько, благодарно. — Вам нравится здесь? — Да. — А вы не устали? — Я не устал,— сказал Цагеридзе. Она стремительно повернулась лицом к нему, взяла за руки у лок­ тей, потрясла. — Какой вы хороший! Слушайте, Саакадзе, пойдемте вечером к нам в театр? На «Риголетто»! Вы любите оперу? — Спасибо,— смущенно сказал Цагеридзе.— Я не знаю, люблю ли я оперу, потому что в оперном театре ни разу еще не бывал. Но музыку «Риголетто» немного помню. Слышал по радио. Музыку я люблю. А в театр не пойду. На костыле. И одет по-солдатски, во всем стираном. Как я могу сидеть там рядом с вами? И мне нужно на поезд. — Так ведь поезд уходит завтра,— возразила Ольга,— а я вас при­ глашаю сегодня. И стираной гимнастерки своей не стесняйтесь. Одежда солдата — самая чистая, честная, благородная одежда. А костыль, раны,— она задохнулась в волнении: — Д а все люди на них молиться должны! Вы своей кровью другим жизнь спасали! Как могли вы такое подумать? Как могли этого застыдиться? А в театре не вы сядете рядом со мной — я сяду рядом с вами! Она потянулась к обшлагу за платочком. Стала обмахивать им шею, лицо. Щеки у нее горели. Цагеридзе восхищенно смотрел на Ольгу: ах. как хорошо она все понимает! Но он ничего не сказал. Замолчала и Ольга. Так они сидели долго. В вершинах сосенок шумел, шебаршил ветер. Еле слышно от поворотного круга доносился грохот трамваев, автомо­ бильные гудки. На всей дорожке, из конца ее в конец, не было видно ни одного человека. Ольга теперь сидела, устало зажав платочек в кулаке, смотрела куда-то вдаль. Потом тихонько запела. Сердце красавиц склонно к измене И к перемене, Как ветер мая. С нежной ульгбкою в любви клянутся, Плачут, смеются. Нас увлекая.