Сибирские огни, 1962, № 1

готова принять на себя всю твою боль, только бы тебе стало легче. Но для этого нужно сперва понять, почему сама Мария так старательно отстраняется от него, словно боится,— не вспыхнула бы и вправду любовь... Цагеридзе поднялся, по кругу медленно обошел кабинет и остано­ вился у окна, у которого однажды вот так же, впотьмах, он размышлял о Марии вскоре после своего приезда на рейд. Тогда за окном билась, плясала метель, он силился думать о заморо­ женном лесе, по-детски просто рисуя себе его спасение, а видел на затя­ нутом льдом стекле гибкую, тонкую Феню и у нее на лице — магнитную улыбку Баженовой. А за окном, в самой гуще метели, извиваясь в ее при­ чудливых струях, танцевала, дразнила воображение белая, неуловимая девушка, которая впервые явилась ему еще на Квириле в его семнадцать лет — девушка, которую следовало бы назвать одним общим именем для всех юношей — любовью, предчувствием любви. Она тогда стучала в окно своими мягкими пальчиками, звала. И вот то же окно, так же затянуто льдом и так же в мозгу Цагерид­ зе бьется забота о замороженном лесе. Но уже не пляшет среди шатаю­ щихся под ветром деревьев белая девушка, не стучит озорно в переплеты оконной рамы, не выманивает к себе в неведомую черноту ночи. За стек­ лом сейчас густые, плотные сумерки, строго и неподвижно стоящие со­ сны. А со стекла совершенно исчезла, совсем ушла маленькая Феня, по­ тускнела медленная, тающая улыбка Баженовой, по-особенному краси­ вые, редкие зубы, внезапно, с первой встречи впечатавшиеся в память,— и только остались, сделались ярче, пристальнее, глубже ее глаза. Теперь и заплывшее льдистыми натеками стекло словно бы стало строже, серь­ езнее, и отраженное в нем, как в зеркале, его собственное лицо смотрит вдаль с такой же, как у Марии, серьезностью. Да, жизнь всегда нужно очень серьезно обдумывать. А может быть, Мария — обыкновенный «случай»? Тот самый случай «без драмы», о которых говорил Василий Петро­ вич, как о «приятностях воспоминаний»? Цагеридзе отверг даже сам та­ кой разговор. Он с жесткой резкостью заявил бухгалтеру, что не люби­ тель «случаев», мотыльковых встреч, когда «фамилии даже не знаешьз>. Он сказал, что с ним этого никогда не бывало. Но он сказал Василию Петровичу неправду! Был «случай». Без «фамилии» и без «драмы». Но рассказать о нем - тем более, Василию Петровичу! — рассказать так, как мужчины иногда рассказывают веселые анекдоты в своей компании, значило бы тяжко оскорбить великое чувство любви вообще и зачернить нравственную чи­ стоту того дня... Цагеридзе машинально провел рукой по стеклу, ощутив у себя на ладони влажный холодок. Этим непроизвольным движением он как бы хотел стереть на миг лицо Баженовой, увидеть в окне взамен него другое. Спросить, что это было тогда: простой «случай» или неосудимая по человеческому праву любовь? И перед ним тотчас отзывчиво промелькнуло милое женское лицо, промелькнуло в мгновенном светлом сиянии, ушло куда-то в сумеречную- глубину леса и вновь вернулось, лучась живым теплом... 5 ...Он никак не мог примириться с мыслью о том, что ранен. Тем бо­ лее, когда до Берлина оставались последние, считанные километры.