Сибирские огни, 1962, № 1
ко издали, с горы, напоминали удила, положенные на зубы горячему ко ню, — он враз притих, смирился и попятился. Теперь следовало вырубать лед. А потом сверху, сквозь узкие щели в двойных рамах «ворот» и сквозь прорубь, торчком и вплотную друг к дру гу опускать на гранитное дно Громотухи тонкие бревна — сваи. У Миха ила мелькнуло сравнение: все равно, что в обойму набирать патро ны. Рубить лед было трудно. Вода, хотя и не выбрасывалась вверх туги ми фонтанами, как в первый раз, когда делались пробные лунки (теперь накипевшая толща наледи не позволяла ей этого), но все же, едва узкое острие пешни только-только пробивало во льду сквозное отверстие, — в нем сразу вскипали бурливые ключи. Минута — и вся прорубь до самых краев наполнялась водой, дымя щейся и словно дышащей. Вверх, вниз, вверх, вниз... Пешню приходилось совать в прорубь наугад, вслепую, обдавая себя при каждом ударе целы ми каскадами холодных брызг, сразу превращавшихся на одежде в ледя ные горошины. Но Михаилу это нравилось. Это была не просто работа, а борьба. Хитрая и ловкая борьба с Громотухой. Здесь отыскивалось что-то, похо жее на фехтование: суметь-мгновенно уклониться от опасного выпада противника и тут же ответно нанести ему шпагой быстрый и точный удар Михаил наслаждался. Зябли ноги в высоких резиновых сапогах, хотя он и навертел по не скольку портянок. Ломило от холода пальцы рук, потому что черенок пешни все время приходилось сжимать очень крепко, а брезентовые рука вицы с шерстяными варежками внутри насквозь промокли. Словно сталь ной кольчугой облепило ледяными шариками и грудь и плечи. С шапки тоже свисали короткие сосульки. Ничего! Пустяки! Лицо у Михаила горело, жарко было спине, мускулы так и играли. Держись, Громотуха! Он подготовил добрую четверть всей проруби, и только тогда разре шил себе передохнуть, оглядеться вокруг. Вода в проруби казалась совершенно черной, в ней медленно кружи лись угловатые зеленые льдинки, все время постепенно всплывающие на верх. Зеленой виделась и мокрая кашица из снега, окружающая про рубь, — мужики с горы скатывали бревна вниз, поднимая метельные вих ри, долетающие и сюда. Посмотреть на небо, серое, мутное — стоишь словно в глубоченном колодце. Отчего-нибудь вздрогни земля, и сразу рухнут на тебя эти неимоверно высокие белые лавины, сторожко нацелив шиеся со всех четырех сторон... А хорошо! Красиво! Михаил прежде никогда еще не видел такой красоты. Почему? Да, может быть, потому, что для этого нужна и вот та кая, немного томящая усталость в руках и чувство ловкой, удачно вы полненной тобою работы. Виктор Мурашев с Леонтием Цуриковым, взобравшись на «ворота», заводили в щель между рамами первую сваю. Она тупым концом глухо ткнулась, в землю, стала торчком. Чешуйки облетевшей коры реденько припорошили снег. За первой сваей быстро последовала вторая. И третья. Четвертая... На глазах у Михаила стал вырастать, раздвигаться в ширину плотный, высокий забор. Сваи шли, опускались, становились в ряд на сухом берегу, там, где росла огромная сосна, принявшая на себя роль главной опоры. И по мере того, как бревна подступали все ближе, ближе к началу проруби, выстраиваясь могучей шеренгой, стали сощуриваться и глаза у Михаила. Нервно сглатывая слюну и двигая острым кадыком, он ждал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2