Сибирские огни, 1962, № 1

М. Белкина пишет живо и красочно. Ей нравится все цветное, броско яркое, и, описывая предмет, она словно боится уронить хотя бы одну цветную каплю. И, видимо, потому она избирает подчас такую вышку, чтоб была она от изобра­ жаемого и повыше и подальше... Так, на работу сборщиц хлопка М. Белкина по­ смотрела с горы, откуда «красные и •оранжевые платья сборщиц казались цветками, вытканными на зеленом ков­ ре», а площадки, засыпанные хлопком, «белели, как горсти снега, брошенные с вершины Гиссарского хребта». В ре­ зультате люди из очерка исчезли и ос­ тался один,, по знаменитому выражению Ильфа и Петрова, «азиатский орна­ мент». Восточная экзотика приобретает порой непреоборимую власть над М. Белкиной. Очерк «Степняки» посвящен моло­ дым покорителям целины. Но меньше всего в нем говорится о повседневной жизни молодежи, о ее обычном совмест­ ном труде. В очерке сплошные ЧП — чрезвычайные происшествия: люди на машине заблудились в степи, ветром крышу сорвало с хлебного амбара, кто- то крепко запутался в делах семейных (извечный треугольник!) и т. д. и т. п. Случай с двумя комсомольцами, заблу­ дившимися в степи, описан многословно, с нагромождением традиционных под­ робностей из «быта» потерпевших кру­ шение возле необитаемого острова. Автор боится, чтоб читатель не усомнился в мужестве героев, и потому старается во что бы то ни стало потрясти его «ужаса­ ми» и «необычностями». В то же время, в замечательном очерке «Валя» М. Бел­ кина рассказала о героическом поступ­ ке советского человека просто, скупо, точно. Валя — фельдшер. Она приеха­ ла в дальневосточное таежное село из Иваново недавно. Молодая, хрупкая, не­ опытная. «И зачем сюда посылают таких из детского сада», — сердито думает дед-старожил. А она действительно со­ вершает героический поступок и... не за­ мечает этого, даже чувствует себя вино­ ватой: «А все-таки я трусиха... Еще меч­ тала сделать в жизни что-то такое, та­ кое...» Она не находила слов, а читате­ лю при этом вспоминался геоло^ Юрий Константинович, который прервал рас­ сказ о своем подвиге скромным утверж­ дением: «Ну, это норма поведения». Ва­ ля потому и не заметила ею совершен­ ного, что и для нее героический посту­ пок — тоже норма поведения. Выделяется среди других произведе­ ний книги М. Белкиной рассказ «Мить­ ка с Элеваторной». Нет, Митька не со­ вершает героических поступков. Он во­ спитывается без отца и живет своей «большой», насыщенной событиями ре­ бячьей жизнью, во все вмешиваясь, всем интересуясь. Он придумывает историю смерти отца на фронте, хотя и родился спустя несколько лет после войны. Он тянется к полюбившемуся ему доброму Егору Павловичу с элеватора, но с болью вдруг понимает, что тот ему все- таки «чужой», а тут еще у доброй, стро­ гой и милой мамы — горе, и мы видим, как рождается в мальчике трогающая нас ранняя мужская самостоятельность... Этот рассказ так хорош своей безыскус­ ственностью, что даже недоумеваешь, как это может соседствовать с ним очерк с вычурным описанием старух удэгеек. Экзотика, злополучный «азиат­ ский орнамент» ослабляют впечатление от живописных и интересных очерков о людях труда и мечты. О. М и х а й л о в ИСПОВЕДЬ АЛЕКСЕЯ АРСЕНЬЕВА появлением в журнале «Москва» за 1961 г. начальных глав «Жиз­ ни Арсеньева» (последняя часть романа — «Лика» — как известно, многократ­ но издавалась у нас раньше) завершает­ ся публикация в советской печати круп­ нейших художественных произведений И. А. Бунина. Не считая мемуарно­ очерковых вещей, нескольких стихотво­ рений да двух десятков поздних расска­ зов, которые еще ждут своего опублико­ вания, бунинское творчество во всей его познавательной ценности, поэтической мощи, способности доставлять незауряд­ ное эстетическое наслаждение открыто ныне нашему читателю. В литературном наследстве Бунина, отдавшего писательству почти семьдесят лет (стихотворение «Деревенский ни­ щий» датировано 1886 годом — в 1,953 году смерть оборвала работу писателя над книгой о Чехове), «Жизнь Арсень­ ева» занимает свое особенное и немало­ важное место. Самое крупное по объему бунинское произведение, оно означало возвращение писателя к интимным, ли­ рическим воспоминаниям детства и юно­ сти, к истокам дней, память о которых питала его раннее творчество. Но между его элегическими бессюжетными расска­ зами об усадебном оскудении конца 90-х — начала 900-х годов и «Жизнью Арсеньева» (1927— 1929, 1933) пролег­ ла целая эпоха:—величайшая в мире рево­ люция и гражданская война, в ходе ко­ торой Бунин оказался «по ту сторону», в эмигрантском Париже. Позади оста­ лась и полоса самой напряженной писа­ тельской деятельности, совершенно не­ ожиданный для современников творче­ ский взлет 910-х годов, когда, после рез­ ко обличительной «Деревни», Бунин за 12 . «Сибирские огни» № 1.