Сибирские огни, 1962, № 1

Он опустил топор и потянулся к застежкам как раз в тот момент, когда Женька Ребезова остановилась в пяти шагах от него и, поправляя, прихорашивая на голове платок, сказала: — Ой, да это, оказывается, Максим Петухов! А я издали глядела, думала: самовар стоит на снегу, паром клубится. Подойдем, и чайку попьем. Ха-ара-шо-о! Максиму и прежде сверлящий Женькин голос порою казался штопо­ ром, так он больно ввинчивался ему в самую душу. Теперь же этот што­ пор Ребезова словно еще и потянула на себя, вытаскивая из Максима душу, как тугую пробку из бутылки. «Самовар»!.. Вот так героем показался! Максим невольно даже выс­ тавил руки вперед, неведомо от чего загораживаясь. Слов для ответа у него не нашлось никаких. Не такого он ожидал разговора. А девчата, пять-шесть человек, теснились позади Ребезовой, выгля­ дывали у нее из-за плеча — румяные, круглые лица — и тихонько пере­ смеивались. Максим каким-то далеким, угасающим чувством самокритич­ ности сознавал: вот он стоит, наверное, с лицом белым, как снег, слипши­ еся от пота волосы из-под шапки выбились на мокрый лоб, глаза стеклян­ ные, круглые, а от спины дрожащими струйками поднимается пар. Дей­ ствительно, картина! Карикатура в «Крокодил»... В нескольких шагах от него, ни на что не обращая внимания, пеш­ нями долбили лед Перевалов и Павел Болотников, и Максиму казалось, что они бьют острым железом ему прямо в уши. Надо было хоть что-нибудь да сказать. В таком нелепом, скованном состоянии Максим бывал лишь дважды в жизни. Первый раз, в школе, когДа, списывая у соседа ход решения од­ ной очень трудной алгебраической задачи, он нечаянно перепутал знаки, но бодро вышел с тетрадью к доске и только тут, к ужасу своему, заме­ тил роковую ошибку, а сообразить, где именно перепутаны знаки, он уже не мог. Он начал: «Так вот...» И накрепко замолчал, не слыша ни одного вопроса учителя и вообще не слыша ничего. Только на следующий день Максим узнал, что учитель поставил ему редкостный в школьной практи­ ке кол. Второй раз, в армии, на стрельбище, он ухитрился сверх трех, от­ пущенных по норме патронов вложить в магазинную коробку четвертый, краденный, зная, что хоть одна-то пуля у него уйдет обязательно «за мо­ локом», и надеясь каким-нибудь образом тогда словчить четвертый вы­ стрел. Но на удивление все три пули у него легли точно в цель, почти в самую десятку. И когда Максим цвел, слыша одобрительные слова то­ варищей, подошел капитан, командир батальона, пожал ему руку, позд­ равил и взял винтовку... Максим тогда сказал тоже: «Так вот...» И оне­ мел. Не слышал ничего, что говорил ему капитан. Он понял только, что с него снимают ремень. А потом его повели на гауптвахту... Проклятые слова «так вот» и после, бывало, в трудных случаях жиз­ ни, просились у него с языка. Но он крепился, суеверно боясь, что скажи только слова эти вслух, и тебя непременно постигнет еще большая не­ приятность. А Женька Ребезова все стояла, теперь уже опираясь на черенок вот­ кнутой в снег лопаты, и тихонько посмеивалась, пришептывая: «Ха-ара-шо, ха-ара-шо-о». Максим неизвестно зачем покрутил руками, хлопнул себя по бедрам, с натугой улыбнулся. И тут у него вырвалось: — Так вот... Сказал — и превратился в статую. Теперь, после этих идиотски глу­ пых слов, уже ничего не поправишь. Максим — сдавайся! Была единица, была гауптвахта — что будет теперь? Максим оглох совершенно. Зато как-то в особенности остро увидел сразу все. Слева — чернеющий вечерними тенями глубокий распадок, в