Сибирские огни, 1962, № 1
Рядом со мною, разметавшись во сне, лежит парень — черный чубчик на лбу.. В углу палатки, возле рации, коптит лампочка — от нее бродят тени. Чуть дальше на нарах мерцает папироса, рядом — другая. Доносится хрипловатый разговор. — Ох, спал бы я сейчас в мягком вагоне,— мечтательно произнес кто-то, затягиваясь папиросой. — А ты ездил когда-нибудь в мягком? — спрашивающий чиркает спичкой, прикуривая сигарету, и огонек освещает его лицо. Не леспромхозовский парень,— видно, со стройки дороги. — Нет, не приходилось,— вздыхает его товарищ,— все больше в сидячем. И сюда — тоже. Людей битком... Попыхивают три огонька. — А вот когда дорогу достроим,— угадываю голос первого,— куплю я би лет в этот самый мягкий... Говорят, там чай приносят, печенье подают... Да... И по еду от самого Ивделя до самых Нарыкар!.. Буду лежать себе на верхней полке и поглядьюать в окно, на места, по которым пешком прошел, где вкалывал на елани... Я забываю о том, что хотел услышать шепот звезд, осторожно поворачива юсь на бок и внимательно ловлю каждое слово. — Тебя бесплатно повезут,— хихикает другой голос. — Ладно тебе,— обижается парень.— Я серьезно... Я, может, удовольствие хочу получить — по своей дороге поехать. Парни замолкают. Гаснет одна папироса. За ней другая. — Санька, а Санька, — окликает тот, что мечтает ехать в мягком вагоне, — а на нашей магистрали международные вагоны ходить будут? — Будут, будут! — раздается знакомый басок, и у меня радостно колотится сердце — Саньки Векшина голос.— Специально для тебя пришлют международ ный. Спи! — Санька, Векшин! — окликаю приятеля. Вижу, он подымается и осторож но перелазит ко мне, отодвигая парня с чубчиком. Парень тяжело вздыхает и, съежившись, переворачивается на другой бок. — Ты откуда? — Вечером с Пелыма. А ты? — Недалеко отсюда... Просеку рублю". Дружбистом заделался, бензомотор ной пилой орудую... — Почему? — удивляюсь.— Ты же бульдозеристом был! — Точно. Бульдозеристом. Машину в капиталку отправили. У меня, выхо дит, простой,— пытаясь говорить шепотом, басит Векшин,— хорошо, что «Друж бу» прислали. А работать на ней не могут... Я напросился. — А тебя кто валке леса учил? Чувствуется, что Санька мнется, не знает, как ответить. Посапывает. Мол чит. Наконец нагибается ко мне и, как можно тише: — Никто. Нахрапом я. Дай, подумал, возьмусь. Сегодня сорвется, завтра — выйдет. И получилось. Векшин беззвучно смеется. — Получилось,— повторяет,— да я, что хочешь буду делать, только бы скорее закончить магистраль, до Оби быстрее добраться... И каждый так... Тут у меня дружок есть, так все мечтает, как проедет он по нашей дороге... — Слышал, — говорю ему.— Что еще интересного? — Скоро на Эсс перейдем, там где станция будет, а потом, может в этом году, и до Картопьи дойдем... Ну, письмо получил от Лидии Михайловны... — Что пишет? — Хорошее. Доброе письмо. «Узнай, Саша, требуются ли на стройке педиа тры, поговори о жилье», — по памяти цитирует Векшин. — Ну, с жильем уладим, написал, а педиатры, как не требуются? Стройка живет, разворачивается. Люди работать приезжают, женятся. Уже сколько детей народилось — в Оусе, в Кер-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2