Сибирские огни, 1962, № 1
дружком своим, Дмитром Кушнируком. Из Станиславщины подались сюды... Посмотреть, что оно за такое — Север... И как там люди живут... Приехали и застряли... — Трудно вырваться? — А зачем? —повернувшись ко мне, спрашивает Аннюк. — От Першино же насыпь ведем. Нашанасыпь! Сколько мы того труда вложили в нем! — Зимой песчаные карьеры так промерзали, — продолжал Василий Ива нович, прибавив газ, — не взять экскаватором. Из-под коынов искры, а ни в ка кую... Взрывали! А весною, а летом?.. Комарье. Аж воздух звенит. Не спрячешь ся. Ох, и попили кровушки, проклятые!.. — Трудно?.. — Так не мне ж одному. Всем. Мы-то, мужики, — жилистые... А женщи нам? Тем труднее!.. Нашу Валентину Тимофеевну знаете? — Пономареву, начальника колонны? — Ее... Солидная женщина, полная. Ох, трудно ей от комарья... Чему-то улыбнувшись, Аннюк замолкает, сосредоточенно следя за дорогой. А дорога круто сворачивает и бежит под горку. Где-то там, впереди, за несколь ко десятков километров, создается база сосредоточения механизированной ко лонны. Руководит колонной — большим отрядом шоферов, экскаваторщиков, бульдозеристов, трактористов Валентина Тимофеевна Пономарева. При первой встрече я был крайне удивлен: редко встретишь в далекой тайге женщину такой внешности и такого служебного положения. Моложавая, с приятным лицом, в тем- ко-синем облегающем фигуру платье с широким вырезом, в накинутом на плечи бархатном шарфе сидела за пишущей машинкой и старательно, двумя пальцами, выстукивала текст приказа. — Без секретаря обходимся, — пояснила она, посмотрев проницательными, с затаенной смешинкой, глазами. — Минуточку... Я быстро... И продолжала выстукивать. — Из Новосибирска? — спросила, не отрываясь от машинки. Я подтвердил. — Мне тоже родной город... В Инском железнодорожном техникуме учи лась ,— продолжала Пономарева, вынимая лист из каретки, — вместе с мужем... Только давно это было... С тех пор в тайге. Хорошо здесь? — улыбнулась. — Люблю тайгу... — А мне она полезна. Работала в конторе. За телефоном сидела. И почув ствовала: сердце пошаливает, к пилюлям обращалась... Ну, а забралась в тай гу, — все хворости как рукой сняло... Завязавшийся разговор прервал огромный детина в стеганке, вымазанной мазутом и автолом. На его могучем плече стеганка разошлась по шву. — Валентина Тимофеевна, — пророкотал вошедший, и от его голоса задро жала вода в графине, тихонько звякнул стоящий рядом стакан, — это что же получается? Не дает завгар трака... — Ты, Новиков, не шуми, прояви выдержку, вежливость и напористость,— улыбнувшись, посоветовала Пономарева, — тогда все получишь... Идем, посмот рим машину! Валентина Тимофеевна накинула синее пальто с воротником из мерлушки и вьппла, вслед за нею двинулся тракторист, с трудом протиснувшись в дверь и оставив в вагончике острый запах бензина и солярки. - — Боевая у нас Пономарева, — заметил сидевший в углу мастер, — самого разбитного зажмет, — и он выразительно показал крепко сжатый кулак. — И де ло знает... За ней не угонишься, — продолжал он с нескрываемым восхищени ем.— И на карьере она, и на трассе, то у экскаваторщиков, то с трактористами. Диву даешься — сколько силы-то у нее... Я не перебиваю. Это же здорово, когда так вот оценивают человека в тайге, значит пришелся он по сердцу людям. — Зимой нонешней, — говорил мастер, — морозюка злючий... Трудно при
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2