Сибирские огни, 1962, № 1
Я забуду про еду И про сон забуду. Только рядом е дураком Никогда не буду. Солнце дрожало у самого горизонта, точно боясь опуститься за кром ку холодной, мерзлой земли, а Женька с Павлом шагали прямо к нему; и Максиму казалось: сейчас в туманной дали исчезнет этот грустно-пыла- ющий огненный диск и вместе с ним навсегда исчезнет Женька — так да лека вдруг стала она от Максима. Он побежал за нею, обгоняя товарищей, оступаясь в глубоком, сколь зком снегу, не слыша, как ему кричат: «Эй, Макея, куда это ты так разо гнался?» Настиг! Но Ребезова лишь оглянулась через плечо, румяная, крупно зубая, с издевкой бросила: «Ох, а я думала — корова бежит. Хри-ипит, задыхается...» И после того уже ни разу не приглашала на прогулку к сосне, ни р а зу не осталась с Максимом вдвоем. Всюду резала его насмешливым, ост рым взглядом. Зато в частушечках Женька звала к себе Максима. Он голову свою готов был отдать, если Женька не ему пела это: Без платка я могу, И без шапки тоже. Не могу лишь без него. Кто же мне поможет? Вот, поди и найди здесь свое место! А вообще без всякого места Максим оставаться тоже не мог. По ве черам, когда в красном уголке не было танцев, Максим зачастил в дом к Баженовой. На танцах все время крутился возле Фени. Девушка танцевала с ним неохотно. Дома у Баженовой, если там оказывался свободный от своих подсчетов и расчетов Цагеридзе, весь разговор начальник рейда как-то сразу забирал на себя, а Феня потихо нечку удалялась. Максим досадовал: ему-то что за радость сидеть вот так с начальником рейда за столом и балабонить бесконечно о замороженном лесе! Михаил в общежитии встречал его насмешкой: «Ну как, брат Макея, набегался вокруг одной? Хочешь, и другая чтобы тебя тоже погоняла?» К Баженовой в дом Михаил не заходил никогда. На вечеринках толь ко издали, и то не всегда, кивком головы здоровался с Феней. Правда, украдкою он поглядывал на нее, но Максим по простоте сво ей совершенно не замечал этого. Женька Ребезова тянула Максима какой-то незримой силой, слова ми же и поступками своими — отодвигала от себя, отталкивала. А к Фене Максим тянулся сам, но тянулся скорее рассудочно, чем .от сердца, толь ко лишь для того, чтобы уйти от беспрестанных дум о Ребезовой. И когда он сидел и разговаривал с Феней, ему казалось, что лучше этой девушки на всем белом свете нет никого. А когда оставался один— тотчас всплывала в памяти Женька со своей крупнозубой дразнящей ус мешкой, и Максим готов был по ее приказу снова полезть на осыпанную снегом сосну, отдать ей хоть навсегда свою шапку и даже — на людях!— повязаться ее платком. Но Женька больше никаких приказов ему не отдавала. При случае, сталкиваясь на работе, ехидно ела злыми глазами, в конце дня просвер ливала его насквозь своими припевками, а уходила домой об руку с Пав лом Болотниковым.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2