Сибирские огни, 1962, № 1
Максим никогда прежде не видел столь необыкновенного солнца. Хотя чаще всего совершенно открытое летом и, наоборот, запрятанное в серой мути облаков зимой, — оно для Максима раньше оставалось по су ти дела каким-то невидимым, условным, приблизительным. Теперь оно полный день находилось в небе, что называется, налицо. Работало в общем ряду со всеми. Опускаясь к земле, предупрежда ло: пора собираться домой. А скользнув за мыс, своим последним, красным огоньком по'давало Женьке Ребезовой сигнал — запевать «под шабаш» новую озорную час- тушечку. Новую каждый день. Но обязательно, так думалось Максиму, адресованную только ему одному. Заслышав Женькин режущий голосок, все дружно прекращали рабо ту, забрасывали на плечи инструмент—лопаты, пешни, тяжелые стальные ломы. Максим старался это сделать самым первым. Тогда вернее откры валась возможность как бы нечаянно, по дороге к дому оказаться вблизи от Ребезовой. Идти и слушать, как звонко похрустывает у нее под чер ненькими, круглоносыми валенками мерзлый снег, как заливисто хохочет она, отзываясь на не очень-то скромные шуточки Павла Болот никова. Тот всегда шел рядом с Ребезовой. Это было теперь его постоянное место. А Максим не знал своего места. Он и сам не мог его определить, и Женька в этом тоже ему не по могала. Шапку она Максиму вернула давно. Вернула во время одной из долгих вечерних прогулок под знакомыми соснами. Сняла с Максима кепку, легонько растерла своими горячими ладонями уши ему и натянула на голову шапку, туго завязав у подбородка тесемки: «Побаловала — хватит! Теперь грейся, грейся, мой бедненький...» И попросила еще: «Платок мой ты обязательно завтра принеси». А дома Максим обнаружил, что вместо прежних простых тесемок Женька пришила к его шапке шелковые ленты, яркие, голубые, те самые, что с утра были у нее вплетены в косы. Попробуй, выйди на люди в шап ке с такими лентами! Хорошо еще, что он, расставшись с Женькой тогда, сразу же не зашел к Баженовой, побалагурить с Феней. Максим страшно обиделся и оскорбился. На следующий вечер он не пошел к привычной сосне. Отдал Женьке платок на работе. Грубо сунул сверток ей в руки, сказав лишь одно ко роткое и сердитое слово: «Выдра!» Откуда это слово подвернулось ему на язык, Максим и сам не знал. Женька медленно улыбнулась, с ехидцей оглядела Максима — на шапке у него были пришиты уже обычные за вязки — взяла платок и ничего не ответила. А когда багрово-красный диск солнца опустился в морозную дым ку у горбатого мыса и пора было пошабашить, Женька спела частушечку: Ах, ленты мои, Ленты голубые! Есе миленочки мои Глупые какие... Максим тогда было потянулся на ее голос. Не сам — неведомый маг нит за него это сделал. Но Женька, прежде чем к ней приблизился Мак сим, уже подхватила под руку Павла Болотникова и пошла впереди всех. горланя:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2