Сибирские огни, 1962, № 1
— Не знаю, Санька, дорога пока строится до Оби. По ней будут лес возить, продукцию целлюлозных и гидролизных предприятий. Рядом с нею — газопровод, а там, смотришь, и нефть с Конды пойдет на Урал по этой дороге... — Потянется наша нитка и дальше, — убежденно произнес Векшин. — За Обь перемахнем, за Енисей, а может, и до самого океана магистраль протянем. И, представляешь... Он хотел еще что-то сказать, но вдруг шагнул в сторону. Нагнулся, выдернул из-под снега покоробившийся фанерный квадратик. Рукавом ватника смахнул с него подтаявшие льдинки. Повернулся ко мне с выражением радостной растерян ности. ' — Гляди, — произнес почти шепотом, протягивая фанерку, — с тех дней осталась... Я взял фанерку. Некогда она была выкрашена в красный цвет, — видно по подтекам. ДАЕШЬ ЛОЗЬВУ! — крупными печатными буквами было выведено на ней. Только два слова. Но, как от драгоценной реликвии, пахнуло и от фанерки этой, и от надписи, ап рельскими днями первого года семилетки здесь, на берегу древней реки... — История все помнит? — казалось, без всякой связи с предыдущим разго вором спросил Векшин, когда мы подошли к временным станционным построй кам Першино. Остановились возле железнодорожного состава. — Не забывает, а что? — И я так думаю, — удовлетворенно заметил Векшин. — Выходит, и годы пройдут, а штурм Лозьвы не забудется... Правда, не забудется? — добавил он, явно ожидая подтверждения. — Правда1 — А как же иначе? — улыбнулся Векшин. — Мы ж отсюда встречь солн цу двинулись... Не оглядываясь. Только вперед. Все время лицом к восходящему солнцу! Вот как... Вначале я не придал особого значения этим словам. Действительно, дорога к Оби тянется на восток. Но, позже, сталкиваясь с различными людьми, вспоми ная прежние встречи с изыскателями и строителями, я убеждался: в словах Век шина можно было уловить и другой смысл. Здесь, на стройке магистрали Ив- дель—Обь, в нелегких буднях познавалась подлинная романтика созидания. Она облагораживала души. Здесь, в испытаниях трудностями, проверялась цена че ловеку. Не выдерживали единицы. Срывались немногие. Здесь закалялась воля и крепло мужество. И тот, кто не дрогнул, не отступил, тот изведал настоящее Счастье — трудиться сегодня для настоящего и будущего. А будущее — светлое и яркое, как солнце. Магистраль движется на восток... Люди идут к солнцу1 ...Басовитый рев паровозного гудка мощно прокатился над вагонами. Мимо нас пробежал кондуктор, путаясь в непомерно огромной шубе. — На Оус? — крикнул вслед ему Векшин. И не получил ответа. Еще более могучий рев — сперва длинный, потом ко роткий, прокатился над поселком и замер где-то в лесах, за Лозьвой. Лязгнули буфера, вздрогнув, скрипнули вагоны. — До Эйтьи! — махнул рукой Векшин и, уцепившись за поручни, ловко взметнулся на подножку. Он крикнул что-то еще, размахивая фанеркой, но что именно — я не расслышал за перестуком колес. Все быстрее и быстрее покати лись вагоны, платформы, груженные ящиками и рельсами. Закрутилась смерчи- ками снежная пыльца, опалив щеки колким морозцем. Грохочущий состав втянулся на мост и, наконец, кивнув красным флажком последнего вагона, скрылся за Лозьвой. Оттуда долетел приглушенный гудок, и все вокруг начала обволакивать удивительная тишина... Закатное солнце розовым золотом заливало крыши пристанционных пост роек, мерцало на стремительных нитях рельс. Предвечерняя леность окутывала
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2