Сибирские огни, 1962, № 1
ло и вывел третье кольцо. И так пошел — от кольца к кольцу, от кольца — к кольцу. А когда вся арка была готова, он взял кружало, спустился с ним вниз и, не отвечая на поздравления, отыскал в толпе секретаря парткома. — Вот... Получилось вроде... — Очень даже хорошо получилось! — подтвердил секретарь. Еличев подвигал кустистыми бровями — вверх-вниз, вверх-вниз, протянул кружало секретарю. — А что, можно это считать как бы моим заявлением в партию? — Можно, — с улыбкой ответил секретарь и пожал каменщику руку. 4 Смелость? Да, смелость. А только ли смелость? Нет, еще и воля, и выдерж ка, и упорство нужны каменщику. Было такое: направили Еличева на строительство бетонного завода. Зимой. В самые морозы. И сказали: трубу нужно выложить. Высокую трубу. С десятиэтажный дом высотой. И никто не догадался спросить, приходилось ли Еличеву трубы класть. Ни кто не догадался, а самому сказать — все равно что кирпич мимо ряда положить: коли его позвали, значит другого каменщика не нашли, а-завод ждать не может, пока найдут, заводу нужна труба. Дали Еличеву помощника. Каменщиком он оказался опытным, однако труб тоже никогда не ложил. И поначалу, пока невысоко было, работал с полной отда чей, а стоило трубе подняться выше пятиэтажного дома, робость одолела. — Боюсь — и хоть ты что, — признался он Еличеву. — И холодно опять же... Отпусти, Яков Михалыч! «Боюсь...» Еще бы не бояться, если ты, будто на спичке, поднят на высоту пятиэтажного дома, и спичка эта так и раскачивается из стороны в сторону, точно собирается и никак не соберется упасть. «Холодно...» Еще бы не холодно, если на дворе — минус сорок, а ты открыт всем ветрам, и эти ветры так и прошивают тебя насквозь, проветривая все пе ченки-селезенки. Еличев сказал: — Тут дело' такое — добровольное, ежели невмоготу, так не к чему над со бой насильничать. — А тебе неуж не страшно, Яков Михалыч? — Боязно, конечно, очень боязно, а только не бросать же трубу на серед ке, буду как-нибудь заканчивать. Слой за слоем, слой за слоем наращивалась труба, вытягиваясь все выше и выше, становясь все тоньше. Вот уже поднялась она на восемнадцать метров, вот — на двадцать. Вот — на двадцать пять. И чем выше, тем пронзительнее ве тер, тем нестерпимее холод, чем выше, тем сильнее раскачивается труба, чем вы ше, тем больше скоб, леденящих металлических скоб, которые и не хочешь, а все же машинально пересчитаешь, поднимаясь утром наверх. Представьте себе, что вы живете на десятом этаже многоэтажного дома и что в вашем подъезде вдруг закапризничал лифт. Сколько проклятий пошлете вы на голову дежурного механика,-прежде чем подниметесь на свой этаж пешком. А ведь вы поднимаетесь по ступенькам довольно пологой лестницы, под рукой у вас перила, на каждой лестничной площадке вы можете остановиться, передохнуть, переброситься парой слов с кем-то из ваших соседей. В трубе — только скобы, настывшие на морозе металлические скобы, по которым нужно подняться на десятый этаж. Подняться и работать. Работать и постоянно думать: если ты замешкаешься, цементный раствор, не успев еще схватиться, смерзнется, и тогда грош цена твоей работе, «труба» всей трубе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2