Сибирские огни, 1961, № 12

— Улукиткан, веди! — командую я. — Снимите, упаду!.. А-а-ай... — Сниму при условии, что вернешься в лагерь. Она теряется от неожиданного предложения, но тотчас же берет себя в руки. Страх исчезает. На свежий румянец щек ложатся белые пятна. В глазах грозо­ вой блеск — это уже Любка, решительная, смелая. — Что же, Улукиткан, вы стоите? — говорит она мягко и начинает тол­ кать пятками оленя. Караван трогается. Нина хватается левой рукой за мое плечо. Зашумел под копытами оленей быстрый слив. Старик оказался хитрее меня, не снял олочи, идет твердо, торопится. Я бреду босиком, по скользким камням, балансирую, как на канате. Уже минуем средину реки, самую глубокую. И тут моя нога застрева­ ет между камней. Невероятным усилием я выхватываю ее, но уже не могу удер­ жать падающее по инерции тело. З а мною в воду летит Нина. Я едва успеваю в последний момент поймать ее. — Пойдешь дальше? — тут уж я не выдерживаю. Нина встает, поворачивает ко мне лицо, все облепленное мокрыми волосами,., и утвердительно кивает головою. — Предупреждаю, впереди есть места повеселее! И тут обнаруживается, что река унесла ее накомарник. Как хорошо, что нас караулит солнце. На берегу мы выкручиваем одежду, снова надеваем ее на себя, и караван входит в узкое ущелье. Над сутулыми хребтами, куда идет наш путь, над нарядной тайгою, пахну­ щей спелой ягодой и улавшим листом, стынет прозрачная тишина бабьего лета. Хо­ рошо в эту пору в лесу. Под серым сводом осеннего неба все кажется умиротворен­ ным и уставшим. Какая грустная красота заключена в залитых сиянием лесах, в их величественном увядании. Звериная тропа, присыпанная багряным листопадом и умятая ногами геоде­ зистов, идет в глубь гор. С каждым шагом становится теснее от стволов велико­ лепных елей, от густой черемуховой поросли, от могил упавших деревьев. То и дело спотыкаемся о валежник, точно нарочно поваленный на тропе. Нина идет без накомарника (от моего она отказалась). Комары липнут к ее обнаженному лицу, жадно сосут кровь и остаются красными бусинками на щеках, на лбу, на подбородке. — Надевай мой накомарник, или сейчас же повернем назад, — говорю я уг­ рожающим тоном и, не дожидаясь ответа, натягиваю ей на голову тюлевую сет­ ку. — Есть хочешь? Она утвердительно кивает головой. — Обедать будем через час, а пока что вот тебе кусочек лепешки, замори червячка... — Нога что-то левая... — и я вижу, как она морщится от боли. — Ушибла? — Нет, кажется, растерла. — Снимай сапог, надо перемотать портянку. А вообще, Нина, все идет как по-писаному: следующая неприятность куда хуже — ноги откажутся идти. — И все-таки я пойду! — перебивает она меня. — Пойдешь. Теперь поздно раскаиваться. — Вот уж и не собиралась. Дойду без жалоб. Острием охотничьего ножа я вскрываю мозоль, выпускаю сукровицу и по­ могаю Нине обуться. Караван трогается. Шаги оленей глохнут в мягкой моховой подстилке, и ка­ жется, будто мы не идем, а плывем по этому необычному зеленому океану тай­ ги. На ходу Нина жует лепешку. Вряд ли она помнит что-либо вкуснее и слаще этого черствого куска. В лесу чаще появляются просветы. В них видны скалы. Точно призраки,, поднимаются они над вершинами деревьев, врезаясь остриями в небо.