Сибирские огни, 1961, № 12
— Это верно: когда много — не жалко отсечь кусочек, но ты разве забыл, что Кучум спас меня слепого, вывел на Джегорму. За это не жалко отрезать да ж е кусок сердца, — отвечает он и молча жует лепешку. Землю окутала ночь. Тайга слилась с небом, захлебнулась тьмою, уснула. Ни лая, ни рева зверя, только жук шевелится под жестким листком, и где-то над болотом пронесся пугливый бекас. — Пошли: одному Николаю без огня неловко. Захлюпала под дырявыми олочами черная маристая вода, взлетел уснувший у озерка табунчик куличков. Запах леса остался позади. Там из-за сквозных вер шин старых лиственниц выполз кособокий месяц. Ушли выше звезды. Мы долго петляли по мари. При лунном свете кочки казались стадом пингвинов, прегра дившим наш путь. Среди них фигура Улукиткана была странной, особенно ее гор батая тень, качающаяся впереди по кочкам. За падью, у края леса, Улукиткан устало опускается на валежину. С плеча валится берданка. Виснет голова. Щуплое тело сползает на землю. Я тороплюсь к старику. Засовываю руку ему за пазуху. «Тук... тук... ту к» ,— вяло бьется сердце. Растираю лицо старика, грудь. Оживает его дыхание. Раскрывается рот, и он спрашивает со жгучей боязнью: — Со мною что? — Устал ты, Улукиткан. Я помогаю ему приподняться, усаживаю на валежину, а сам думаю: как мно го ты, друг мой, пережил за эти пятнадцать дней нашей разлуки и как ты еще ходишь по тайге. Не пора ли тебе бросить испытывать счастье, повернуть след к родному очагу! Вот и табор, под стеною темного леса. Нас встречает Николай. Он неверо ятно удивлен. — Э-э, как попал ты на нашу тропу? — старик ощупывает всего меня кост лявыми пальцами. — Не дух ли явился? ...Позже мы рассказали друг другу, что произошло с нами за это время. — Вспоминать Маю все равно, что сдирать с раны свежую коросту. Пусть заживет, но не забудется. Сломанная нога оленя срастается, да все равно он хро мает. — На стрелке олень Баюткан ногу поломал, долго искали сухой пень, клали на ногу щепу, много времени прошло — не бросишь же больного оленя в тайге без помощи, — говорил Улукиткан. — Потом спустились к реке — ни следа, ни заломок ваших не нашли. Ты думаешь, мы не ждали вас? Всяко разно думали и решили, что по такой большой воде вас на плоту пронесло ниже за скалы. Вот и ходи искать. Еще половина дня глаза от .реки не отнимали, караулили вас, да напрасно... Старик передохнул. Растер рукавом правой руки взйокшие от огня скулы. — Как так получилось, что мы не встретились, остались без лепешек, без щепотки соли, и спичек совсем мало? А место шибко глухое, далеко от стойби щ а — человека нет, зверь и тот — нет. Мы знали, что вы не бросили нас, так в тайге не бывает. Значит, злой дух и на вас беду послал. Надо ходи по Мае, ду маю, будем смотреть, может, тут где найдем пастухов или кого, скажем, что вы не вышли с Маи, пусть ищут... Он глотнул из кружки горячего чая, бросил в огонь сушнику. — Мы каждый день ходи, допоздна мяли ноги, — устало продолжал ста рик, — путь держали над Маей, без тропы, как звери. Тяжелым был наш ход: в брюхе пусто, в груди боль — сыромятным ремнем сердце стянуто. Через не сколько дней оглянулись — почти ничего не прошли, а намаялись шибко. Так, думаю, и к зиме не дойдем до устья. Говорю Николаю: давай переплавляться на левый берег, будем тайгою пробиваться. Мая для каравана совсем худой речка — ты теперь сам знаешь... Сделали салик, плавились через реку. Бурелом, болото, куда ни свернем — горы поперек. — И вдруг его голос зазвучал печально. — Обез-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2