Сибирские огни, 1961, № 12

Но не успели пройти первые минуты восторга, как вспомнилась Мая. Мне почему-то показалось, что вот сейчас Улукиткан оттолкнет меня от себя и начнет допрос... — Вижу, ты один ходи с котомкой. Василий где? Трофим? Их нет с тобою: сердце старика, что подстреленная птица. — Нет, нет, все живы! — утешаю его. — Тогда пошто без них в тайге? Куда след ведешь? — спрашивает он строго. — Потом расскажу. А ты как попал сюда? Где Николай? — Мы тут на незнакомой земле жалкий люди: глазам все чужое, без тро­ пы ходи, куда тянет голод... Старик пятится назад, приседает на пень, подносит усталые руки к мокрым глазам. Я обнимаю его седую голову. — Мы, Улукиткан, не виноваты, мы не хотели причинить вам горе... — Это Харги, злой дух, сделал так, что мы не встретились на Мае. Он тут, как тень, постоянно ходи моим следом. — Но мы встретились, значит, ты сильнее Харги! — восклицаю я. Старик пугливо оглядывается, шепчет: — Не скажи так! Нельзя, не надо. Я и так живой еле. Что ответить?! В памяти пестрым листопадом замелькали короткие отрывки незабываемых дней наших скитаний по этим бедным пустырям, сроднившие меня со старым эвенком. — Что же случилось у вас на стрелке? — спрашиваю я. — Потом на таборе расскажу. Там, за падью,— старик скрюченным паль­ цем показал на закат. — Наш табор все равно, что зимой брошенный чум. Тре­ тий день не знаем огонь... Мы только остановились, слышим, зверь заревел, ружье пальнуло. Николай говорил, однако, эвенки зверя промышляют, искать надо. Пришел я на марь, вижу след сапога. Откуда, думаю, взялся тут люди, ка­ кое ему тут дело есть? Иду еще, смотрю, что такое? Амикан' топтался. А где же охотник? Посмотрел кругом — пусто; послушал — никого. Потом до леса ходи, смотрю, пень насиженный. Ощупал его, — теплый, только что люди сидел. Стал кричать. Тебя увидел, и сердце размякло , как язык от сладкий сок, горе пере­ ломилось. Выходим на край леса. Вдалеке о звонкую сушину последний раз бьет носом дятел. В вышине густеют звезды. Улукиткан поворачивается в ту сторону, куда смотрю я. Догадывается о моих мыслях. Удивительный человек! Становится на колени, припадает ухом к земле. — Близко лая нет. Еще слушать будем. Я вспоминаю про лепешку, что захватил с собой про запас. Обрадую сейчас старика! Сбрасываю рюкзак, тороплюсь развязать ремешок, достаю круг свежей пшеничной лепешки. У Улукиткана добреет лицо, и он начинает жевать. Тут уж не до собак! Только теперь я понял, что передо мною стоит человек, давно забывший сладость хлеба. Он протягивает просящие руки ко мне, не может оторвать от лепешки глаз. Я разламываю податливый круг. Одну половину даю старику, вторую остав­ ляю для Николая. Улукиткан берет кусок, торопливо запихивает его край в рот, надкусывает, жует. Но вдруг что-то вспоминает. Разламывает свою порцию попо­ лам. Стаскивает с худой, изъеденной мошкою шеи полуистлевший платок, береж­ но завертывает в него хлеб и прячет глубоко в карман. — Это Кучуму... Его я не должен забывать! — Да что ты, Улукиткан, ешь, тебе он сейчас важнее, а отблагодарить ус­ пеешь, на табор придем — там всего много. 1 А м и к а н — медведь.