Сибирские огни, 1961, № 12

Итак, Мая открыта для дальнейших исследований. Теперь остается залечить раны. И еще — найти стариков!» Вечером того же дня получили сообщение из штаба, что самолет завтра приступит к поискам проводников и что во второй половине дня к устью Маи прилетит санитарная машина из Благовещенска. Тайгу прикрыла ночь. Много раз догорал и снова вспыхивал костер. Близко у огня лежит Василий Николаевич. У него закрыты глаза, но он явно не спит. От тяжелых мыслей у него то сомкнутся тяжелые брови, то вздрогнет подбородок, или вдруг из горла вырвется протяжный стон, и тогда долго мы все молчим. «Неужели, Василий, это твой последний костер? У тебя есть что вспомнить, и другие воспоминания, — волнующие, увлекательные и радостные, будут заглу­ шать память об этих горьких днях!» — записал я тогда в дневнике. Я забираюсь под полог, но не могу уснуть. Завтра покидаю тайгу. Вспомнил­ ся Алгычанский пик, весь в развалинах, опоясанный широченным поясом гра­ нитных скал, глухие застенки Маи. Вот и конец путешествию. Уже отлетели журавли, пора и мне. Потянуло к семье, к спокойной жизни. Неужели нынче я так рано уто­ мился? Но как только подумалось, что придется снять походную одежду, пропитан­ ную потом, запахом леса и воды, пропаленную ночными кострами, и укрыться от бурной жизни в стенах штаба — мне вдруг стало не по себе. А может быть, вернуться в эти края из Хабаровска? Но не будет ли позд­ но? Ведь до окончания работ остается максимум месяц. Чувствую, рождаются новые мысли и, как поток бурной реки, захватывают всего меня. Нет, не уехать с Маи! Я встаю, забираюсь под полог к Хетагурову. — Не спишь, Хамыц? — Что случилось? — спросонья спрашивает он. — Сейчас расскажу. Плыви-ка ты с Василием. Пусть Плоткин отвезет его в Хабаровск, он все там устроит лучше меня, а тебе — вернуться в штаб. Скоро начнут съезжаться подразделения, пора готовиться к приему материала. — Видимо, ты хочешь продолжения... — Не совсем так. С Василием все ясно, ему нужна больница, а с Трофимом, видишь, как получается? Не хочет ехать. Я не могу оставить его здесь. Всяко может случиться, и тогда ни за что себе не прощу. К тому же мне сейчас полез­ нее не в штабе быть, а здесь. ...Утром меня будит крик Лебедева: — Филька! Куда запропастился?! — Его нет, до рассвета куда-то ушел, — отвечает Евтушенко. — Опять что-нибудь затеял! На работу не добудишься, а на выдумки и сон его не берет! — возмущается Кирилл Родионович. В лучах восхода тает утренняя дымка. Все собрались на берегу. В заливчи­ ке на легкой зыби качается плот. Посреди на нем лежит Василий Николаевич с откинутой головой. Я опускаюсь к нему. Он мужественно прощается. Это успока­ ивает меня. Молчим. З а мною подходят остальные. Тяжелое молчание обрывает Хетагуров: — Счастливо оставаться, нам пора! Мы жмем ему руку, прощаемся. Но не успел он с Пресниковым подойти к веслам, как из чащи выскакивает запыхавшаяся Бойка. Вскочив на плот, она на­ чинает быстро-быстро облизывать лицо Василия Николаевича. И тут вот у боль­ ного не хватило выдержки: он зарыдал. На плот поднимается Трофим, хватает Бойку, оттаскивает ее от Василия Николаевича. Собака вырывается, грозится зубастой пастью, цепляется когтями за бревна, хочет остаться. И вдруг до слуха доносится какой-то шум. Мы все разом оглядываемся. Из