Сибирские огни, 1961, № 12
— Давайте подумаем, что делать нам дальше,— тихо, трудно говорю я, — продуктов нет, птица, вроде этой, — я указываю на опустевшие чуманы, — не по падется, а до устья, возможно, далеко. — Может, придет Берта... — отвечает Трофим, поворачиваясь ко мне. — Как тебя понимать? — Как слышите. Мы, действительно, можем рассчитывать только на Берту. Конечно, ради удовольствия никто не будет есть собаку, да еще такую худущую, как она. Вон о чем он думает... Меня невольно передернуло. Бедная Берта! — Ты читал, Трофим, знаменитую книгу Джерома «Трое в одной лодке, не считая собаки»? Он кивнул головой: — Да... помню. Там — очень веселая история! А у нас троих... — Вот это я и имею в виду... Ведь если... Где-то в вышине загремели камни. Мы поднялись. Кто-то торопливыми прыжками скакал по россыпям, приближаясь к нам. Стук камня сменился лесным шорохом. Вот недалеко хрустнула веточка, послышалось тяжелое дыхание. Берта, вырвавшись из чащи, вдруг остановилась, осмотрела стоянку, завиляла хвостом. Затем собака стряхнула с полуоблезлой шкуры влагу, стала шарить по стоянке. Она тщательнейшим образом обнюхала все закоулки, щелочки, заглядывала под дрова. Конечно, Берта догадалась, что у нас на ужин была каряга. Но где же внутренности, кости? — Напрасно, Берта, ищешь, ничего нет и не предвидится. Тебе бы лучше уйти от нас, как-нибудь проживешь в тайге, может, с другими людьми встретишь ся, а с нами и двух дней не протянешь. Ты понимаешь меня, собачка? — И Тро фим вдруг помрачнел от набежавших мыслей. Берта долго смотрела на него голодными глазами. Затем уселась возле кост р а на задние лапы, стала тихо стонать, точно рассказывая о чем-то печальном, ■нам неизвестном, а возможно, сожалея, что напрасно потратила столько усилий, разыскивая нас. — Ладно, Берта , чтобы ты не думала плохо о людях, я тебя угощу, — ■снисходительно сказал Трофим. — С вечера оставил для Василия ножку от ка- ряги, мы ее сейчас разделим: ему мясо, а тебе косточку. Хорошо? Берта вдруг повеселела, завиляла: хвостом. Она подошла к нему, просящая, ласковая, и уже не отрывала преданного взгляда от человека. Трофим снял с дерева чуман. В нем, действительно, леж ала ножка, что до сталась ему, когда делили птицу. Пока отдирал он от костей мясо, Берта изви валась перед ним, точно балерина, исполняющая какой-то ритмический танец. Что ей косточка, на один глоток не хватило1 Я встаю. Редеет мрак вспугнутой ночи. Солнечные лучи пронизали бездонную синь неба. Трофим принес дров. Ожил костер. — Давайте собираться и плыть ,— предлагает Трофим. — А как же с ним? — шепчу я, указывая глазами на Василия. — Надо немедленно плыть, у нас нет другого лекарства, — отвечает Тро фим, а сам потирает рукой лоб и напряженно щурит глаза, будто вспоминает что-то или пытается сообразить, что же надо делать... Потом глаза его расширя ются, вспыхивают, он пожимает плечами, словно удивляется своей внезапной за бывчивости. Он решительно наклоняется к земле, собирает самодельную посуду и уходит с ней к салику. — Так едем? — бодро обращаюсь я к больному. Василий не отвечает. Я опускаюсь на землю. Прикладываю руку к его лбу. У него сильный жар. Тяжелым дыханием он выбрасывает из легких горячий воз дух. Неужели он сгорит, уйдет от нас?.. Иду за Трофимом. Что это? Он загружает салик... крупными голышами, складывает их надгробными бугорками на мягкой подстилке из мха.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2