Сибирские огни, 1961, № 12

Пока я варил суп, Трофим смастерил Василию Николаевичу трубку из ольхи с таволожным чубуком. Любуясь, он долго вертит ее перед глазами. — Ну, как, Василий, нравится? — спросил мастер, показывая ему свое из­ делие. — Сейчас табачок подсохнет, я ее заправлю, и ты разогреешься. На лицо Василия Николаевича, освещенное жарким пламенем, набежала улыбка, но тотчас же исчезла. Ночь. Темнота проглотила закат, доверху захлестнула ущелье. Все угомо­ нилось. Только огонь шумливо перебирал сушник да Мая неистовствовала, злоб­ но обгрызая берега, дышала на стоянку холодной влагой. Василий Николаевич молчит. Слишком глубоко проникло в сознание жало безнадежности. Он так же, как и мы, понимает, что путь далеко не окончен, что река таит еще много неожиданностей. Я сделал из бересты три маленьких чумана, емкостью на стакан, вместо кру­ жек, и мы начинаем свой первый пир после катастрофы. Трофим кормит Василия Николаевича. Потом мы укладываем его поближе к костру, укрываем с тыльной стороны фуфайками. Под голову кладем чурбак. Больной погружается в глубокий сон. Настал и наш черед. Трофим делит мясо, разливает по маленьким чуманам суп, сваренный без соли, необычным способом, прогоркший от камней. Но мы энергично уплетаем его за обе щеки, сдабриваем всяческой похвалой, стараясь поскорее набить давно бездействующий желудок. Тупая боль голода отступает, но совсем не исчезает. Трофим моет «посуду». Я достаю дневник. Раскрываю мокрые страницы. С тревогой читаю последнюю запись: «Мы погибаем!». Беру карандаш, пишу: «Думаю, худшее осталось позади. Мы не способны на повторение пройден­ ного. Утром отправимся дальше. Мая становится многоводной, тут меньше пере­ катов, да и уровень воды все еще высокий, может, пронесет. Если бы природа подарила нам один солнечный день, только один, наверняка нас обнаружили бы сверху. Где вы, друзья? Неужели вас нет близко впереди? Василий ослаб, как поплывем с ним дальше?» Теперь — спать. Никакое блаженство не заменит сна! На мгновенье вспоми­ наю наших стариков. Нет, они не погибнут! Их спасет опыт Улукиткана, про­ кормит тайга! А вот четвероногие наши друзья, они, наверное, погибли... Меня осаждают две непримиримые воздушные струи: жаркая — от костра, холодная — от реки. Я бессознательно ворочаюсь, как заведенная игрушка, отогреваю то грудь, то спину, но не пробуждаясь, делая это в силу давно укоренившейся привычки... • II Т р о с и с о б а к и—IT« нв в е о п ч ввеолте. Чп> с to U d U, Т р о ф и м ? П л о т . Кик ^ л ы г ь с двумя т а к и м и ? В полночь меня будит крик, кто-то зовет, но я не могу пробудиться. — Собака воет, — наконец слышу голос Василия Николаевича. Вскакиваю. Пробуждается Трофим. Снизу, из-за утеса, доносится тревож­ ный вой. Его подхватывают скалы, лес, воздух, и все ущелье заполняется разно­ голосым собачьим стоном. — Кто же это? — спрашивает Трофим. — Берта, больше некому. Бойку и Кучума — поминай как звали, — отве­ чаю я со вздохом. — У-гу-гу-гу... — кричит тягучим басом Трофим. Мощное эхо глушит далекий вой, уползает к вершинам и там, в холодных расщелинах, прикрытых предутренним туманом, умирает.