Сибирские огни, 1961, № 12

Распахнулась волна, набежали буруны. Голубоватая зарница, неожиданно блеснув, раскрыла все небо, всю глубину ущелья и облила мигнувшим светом перекат. Ни Трофима, ни узелка с одеждой, ни крика. В темноте — только звез­ ды далекие печально светят с бездонной высоты да рев огромных волн в тре­ вожной ночи. На валуне стало чуть просторнее. Приподнимаю Василия, кладу его голову себе на ноги. Холодно, как на льдине. Больного трясет. С ужасом думаю, что Ва­ силию до утра не дожить. — Уже ночь или я ослеп? — слышу его слабый голос. — Разве ты не видишь звезд? Он поднимает голову, утвердительно кивает. — Трофим выплыл? — Давно. — Л ты видел? — Как же! Ушел берегом за кривун. — Ну-ну, хорошо! Сам зачем остался? — А ты бы бросил меня в такой беде? Он долго молчит, потом спрашивает: — Значит, никакой надежды? — Дождемся утра, а там видно будет, — пытаюсь утешить его. — Дождемся ли?.. Бродячий ветер трубит по ущелью, окатывает нас водяной пылью. Василий дремлет. Вот и хорошо! Пусть на минуту забудется... З а что мы расплачиваемся жизнью? Меня вела к развязке всепоглощаю­ щая страсть, неугомонное желание проникнуть в неизвестность. Это было не без­ отчетное подчинение натуре, не спорт, а самое заветное стремление — подчинить природу человеку. Слышу — со скалы срывается тяжелый обломок и гулом потрясает сонное ущелье. Нет, не уснуть... Опять слышу грохот. Вероятно, забавляется медведь. Где-то в вышине, за туманом, за верхней гранью скал рассвет будит жизнь. Назад, за кривун, торопится туман. Обнажаются выступы скал , рубцы отко­ сов, небо, освещенное далеким солнцем. Перекат бушует. Небо безоблачное, синее-синее. На курчавый кант правобережной скалы упа­ ли первые лучи восхода. Все засверкало чистыми красками раннего утра. Василий лежит на мокром камне, следит, как с верхних уступов спускается в глубину ущелья жгучий поток золотой дымки. Временами переводит взгляд на облачко, застрявшее посредине синего неба... — Покурить бы... — Потерпи немного. Солнце пригреет, я высушу бумагу, табак, и ты поку­ ришь. Вот и солнце. Я чувствую его тенлое прикосновение, вижу, как лучи, падая в воду, взрывают ярким светом кипящую глубину переката. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, вытаскиваю из кармана кусок лепешки, пригибаюсь к Василию. Он покорно откусывает мокрые краешки и долго жует. Его лицо от работы челюстей перекашивается и еще больше морщится. — Глянь, дождевая туча ползет! — сокрушенно говорит Василий. Я поднимаю голову. Брюхастая туча высунулась из-за скал. Ее верхний округлый край снежно-белый, весь освещенный солнцем. А нижний — свинцо­ вый, и от этого кажется, что туча перегружена. И вдруг оглушительный удар грома потрясает твердыню скал от подножья до верхних зубцов. Даже перекат, оглушенный разрядом, казалось, замер.-Слов­ но в испуге, затрепетала одинокая лиственница на ближнем утесе, и со свистом пронесся за кривун табунчик куличков. В глазах Василия страх. Он сглотнул не­ жеваные крошки, долго смотрел на меня в упор, ждал ответа, как приговора. 4 «Сибирские огни» № 12.