Сибирские огни, 1961, № 12

Неведение становится тягостным.’ Веру карабин, отправляюсь искать про­ водников. Вот тропа, свежепроторенная по густому брусничнику. Она выводит меня на верх стрелки, и тут я натыкаюсь на странное зрелище: мох утоптан, залит кровью, усыпан осколками лучин. Валяются обрывки тонких ремешков. Я не за­ держиваюсь, старики все объяснят. Спешу дальше. Тропка сворачивает влево и убегает по стланику на юг. Иду по ней километр, два. Вижу, впереди стоит олень, обрадовался — где-то близко стоянка. Подхожу ближе. Узнаю оленя. Удивляюсь: почему он вдруг стал таким покорным. И тут только замечаю, что у него сломана передняя нога. Он держит ее высоко, бес­ прерывно вздрагивая- всем телом от боли. Проводники обложили рану лучинками, перевязали ремешками. А где же другие олени? Почему нет их следов? Спешу дальше. Куда идут проводники? Кругом ягельные поляны, много дров, тут бы и ночевать им! А пред­ чувствие чего-то недоброго растет. Наконец тропка выводит меня на кромку пра­ вобережных скал, протянувшихся далеко по-над рекою, и уходит дальше по ча­ ще, оставив позади кормистые места. — Ушли! — вырывается у меня с отчаянием, и я опускаюсьнаколоду. Не могу уяснить случившегося. Какая обида угнала стариковот нас? Ведь с ними же нет ни крошки хлеба, ни посуды, ни постели! А может — и спичек! Нет, это непостижимо! Меня встречает встревоженный Трофим. — У Василия отнялась правая рука... — У меня не лучше новость: проводники ушли от нас. — Да что вы?! С чего бы это они? Вещи-то их тут. — И все-таки ушли. — Да... дела-а... Василий Николаевич, увидев меня, без проводников, встревожился. — Где Улукиткан? — Ты только не волнуйся, проводники ушли ниже, может, там дождутся нас. На его щеках появляются желтоватые круги, голова беспомощно откиды­ вается назад. — Нет, нет, ты обманываешь! Что же вы теперь будете делать со мною? — спрашивает он дрогнувшим голосом. Трофим присаживается к нему, обнимает его голову, прижимает к своей груди. — Успокойся, Василий... Клянусь, мы до конца не бросим друг друга, и что бы ни случилось — останемся вместе. Ты веришь мне? Он молчит. — Это все пройдет, — утешает его Трофим. — Может, распогодится, нас найдет самолет, помогут выбраться. Более часа мы массируем правую руку и ноги. Другого ничего не можем придумать. Вся надежда на крепкий организм больного. Он еще сможет вернуть нам Василия. •Подтаскиваем его поближе к костру и тут обнаруживаем, что и левая рука ему плохо повинуется: пальцы работают, а поднести к губам ложку не может. Откуда навалилось на нас столько бед?! Я кормлю больного с рук. Его рот непривычно ловит теплую лепешку, куски горячего мяса. Пища застревает в горле. Он дышит тяжело. Непрошеные слезы затуманивают глаза, падают с ресниц калеными каплями на мою руку. Трофим помогает мне, а сам прячет глаза, давится тяжелыми глотками. И кажется, сейчас у него эта человеческая боль за друга выплеснется наружу. Ночью у Василия Николаевича неожиданно поднялась температура. ОН' сразу ослаб. Мы с Трофимом дежурим. Все трое не спим. Горит костер. Что ска­ зать больному, чем утешить его?