Сибирские огни, 1961, № 12
предстоит работать в верховьях Маи. На дверках еще висит пломба. Но за про* дуктами уже приходили непрошеные гости. Они оставили на столбах следы ког тей и острых клыков. Хорошо, что строители предусмотрительно ошкурили стол бы, на которых стоит лабаз, по ним даже самому ловкому молодому медведю не взобраться. Трофим и Василий Николаевич готовят баню. Меня мучает нетерпение. Беру карабин и отправляюсь вниз по берегу: надо ж взглянуть на реку, прежде чем. окончательно определить маршрут. От устья Кунь-Маньё Мая срезает левобережный отрог, и у переката впер вые зарождается ее непримиримый рокот. Я поднимаюсь на утес. Впереди, куда- стремительно несется река, сомкнулись береговые отроги. Долина выклинилась,, и Мая, с гулом врываясь в скальные ворота, прикрытые сторожевым туманом, уходит в глубину земли. Я долго прислушиваюсь к этому предупреждающему гулу. Василий прав: с. оленями по ущелью не пройти. На лодке — так на лодке! Меня захватывает профессиональное любопытство. Знаю, путь будет труд ным испытанием и в то же время полным заманчивой неизвестности, не обыкновенных приключений, представить которых невозможно, но можно пред видеть. В лагере уже готова баня. Василий Николаевич льет на раскаленные камни воду, палатка от пара раздувается, как жаба. Я забираюсь внутрь, нещадно хле щу себя горячим стланиковым веником. После длительного пути, утомительных переходов, баня — блаженство! Все собрались у большого костра. Наступила ночь окончательных решений. Улукиткан мрачен. Он молчит, посматривает на нас не то с упреком, не то с со жалением. — Послушай, Улукиткан, мы должны непременно обследовать реку, этот вопрос окончательно решен, иначе нельзя начинать здесь работы. Вы пойдете кружным путем на оленях, а мы на лодке. Ты лучше подумай, где нам встре титься, чтобы можно было выбраться к населенным пунктам на оленях, в слу чае, если по Мае не пройдем до устья? Старик долго думает, о чем-то советуется с Лихановым и опять молчит. Ночь тихая, мягкая. Тайга до краев захлебнулась мглою. Утонули во мраке хребты. И только река, невидимая в темноте, шумит и шумит. — Если обязательно так надо — иди на лодке, — говорит Улукиткан и тя жело вздыхает, будто поднялся на крутой перевал. — Только помни: моему серд цу будет больно, если глаза не увидят вас. Мы по тайге кругом будем ходить, близко к Чагару. Я говорил, такой хребет будет перед Удой. Там есть большой речка Эдягу-Чайдах, на его устье встретимся. — А как мы узнаем, что это Эдягу-Чайдах? __ По Мае ходи — увидишь посреди речки большой камень Совиная Го лова, — так эвенки зовут, с к о л ^ о до него проплывешь отсюда — там еще столь ко же до Эдягу-Чайдаха. — Сколько же дней вы будете идти до устья Эдягу-Чайдаха? — Сказать не могу, видишь, время какое пришло, олень одно место не кор мится, бежит по тайге, как сумасшедший, ищет гриб, на дымокур не приходит. Трудно искать его. Если бы не эта беда, за пять дней дошли бы мы с Николаем. __ Пять дней?! Это очень долго, Улукиткан. Нас, вероятно, пронесет быст рее до Эдягу-Чайдаха. — Подожди, может, не пронесет. Ты не знаешь... — Хорошо, Улукиткан, не будем считать дни, мы встречаемся на устье Эдягу-Чайдаха. Если что случится, и нас там не дождетесь — возвращайтесь домой. Он грустно смотрел на меня. Потом вздохнул: — Все будет, как сказал . Еще долго костер отбивался от наседающего мрака ночи. Долго не смолкал>
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2