Сибирские огни, 1961, № 12

Все эти долгие дни похода по всхолмленной равнине мы с Трофимом Коро­ левым ни на минуту не забывали о предстоящем маршруте по Мае. Наши мысли уже давно там, в диком ущелье. Продвигается вверх по Удюму. Истоки Удюма глубокими шрамами врезаются в северные склоны гор, рас­ членяя их на многочисленные отроги. С нами вместе поднимается к перевалу лес. Тут он на береговой наносной почве стройнее и гуще. Где-то впереди бежит Кучум. Пора бы остановиться на ночевку. Но за лесом неожиданно обнаруживается ерниковая степушка. Что-то знакомое в контуре от­ рога, нависающего над ней с запада. Я внимательно осматриваю место. Узнаю, тут мы были в прошлом году в середине апреля, тогда степушку пок­ рывала наледь, и кругом леж ал снег. Узнаю и ельник слева — а под ним прячется звериная тропа, по которой можно подняться на перевал. Сворачиваем к ельнику. Над горами реет густой вечерний сумиак. В тишине сбивчиво поют коло­ кольчики да звенит холодный ручей. Пым костра, поднимаясь над лесом, прикры­ вает его прозрачной вуалью, как бы пряча ельник от уже загорающихся звезд. Мы долго пьем чай. У каждого свои думы. Трофим грустными глазами смотрит, как плавятся угли, как беспомощно вспыхивает и гаснет пламя. — Устал, Трофим? Я смотрю на его простодушное, доброе лицо. Он зябко вздрогнул и потянулся руками к огню. — Нет, не устал. Нину вспомнил, вот и грустно стало: как она там одна с Трошкой? — Надо было съездить за ней и не было бы грустно. — Может быть, и надо бы ло ... Он поправил костер, подсел поближе к теплу. — Знаешь, что мне пришло в голову, — обрадованно заявил я ему. — Пошлем-ка мы кого-нибудь в Ростов за Ниной. Пусть приезжают с Трошкой в Зею. А в октябре и мы заявимся туда, вот и праздник будет! — Подождем, разве вот после Маи? — Опять — после! Ты слишком долго ждал, чтобы еще откладывать. Теплый вечер умиротворил просторы нагорья. Сильно посвежело. Демидка уснул. Мы сидим у дотлевающего костра, погруженные в думы. Всегда при вос­ поминании о Нине как-то невольно возникает передо мной прошлое Трофима. ...Передо мной встает чумазый беспризорник, заядлый вор, одетый в гряз ­ ную рвань, и с ним — красивая девчонка, тоже в лохмотьях и с цыганскими серь­ гами. Ее называли «Любкой», но это было не именем, а прозвищем. Случайно попав к нам в лагерь, Трофим впервые почувствовал человеческую ласку, трудно привыкал к новой обстановке, боролся с пагубными привычками, убегал от нас и снова возвращался. То было в 1931 году, в Азербайджане. И все же он ушел из преступного мира, остался с нами. Но не мог забыть «Любку». Годы не растопили в нем чувства к ней. И вот, спустя семнадцать лет, мы встретили ее в Сочи. З а эти годы она побывала в тюрьмах, долго не хотела уходить от привычной ей воровской жизни. Но в Сочи мы увидели не «Любку» из бакинских заброшенных подвалов, а обаятельную Нину, с пятилетним сыном Трошкой. Теперь умер ее муж, и она ждала Трофима, чтобы больше не разлучать­ ся с ним... Я считаю себя обязанным ускорить встречу этих людей. На второй день мы поднялись на перевал. Тут географическая граница: справа к седловине падают тесные отроги Станового, а слева поднимается Джугд- жур. Седловина длинная, она делит узкой щелью большие горы на два хребта, отличающиеся Друг от друга только названием. Горы встали и впереди нас, к югу. Но там мы видим не линии хребтов, а хаос вершин, разбросанных по огромг- ному пространству. Зарождающаяся под перевалом Мая прорезает отроги узкой щелью и уползает к далекой равнине, чтобы сбросить свои воды в Охотское море. Я решаю подняться на верх отрога и осмотреться. Мне надо увидеть, хотя бы