Сибирские огни, 1961, № 11

из вороха вещей извлекаю крикуна. Он смотрит на меня малюсенькими глазенка ми, черными, как уголь, и орет, дуется до красноты, вот-вот лопнет. Я больше обескуражен, чем обрадован. Стою с ребенком, не знаю, как за­ ставить его замолчать? И вдруг слышу тоненький голосок второго малыша из той же кучи вещей. Не сон ли это, не галлюцинация ли? Я смотрю по сторонам, ищу мать. Никого! Что же это такое? Укладываю одного на дошку, затем достаю дру­ гого, стаскиваю с них пеленки. Мое сердце, давно загрубевшее в походах, раз­ мякло. Это близнецы-мальчишки. Они удивитель-но похожи друг на друга, и оба от­ менно голосистые. Орут изо всех сил и брыкаются ножками, а я, как квочка,, оставленная утятами на берегу речки, не знаю, что делать? Но где же, в самом деле, мать? Не случилось ли что-нибудь с людьми этой трущобе, и они, возможно, больше не вернутся на табор? Что я буду де­ лать с близнецами, чем их кормить? Не бараниной же! При этих мыслях ме­ ня охватывает ужас и ощущение полной беспомощности. А Кучум отдыхает к беззаботно шарит носом блох в своей лохматой шубе. Солнце над головою. Никто не появляется, и я не знаю, что мне делать. Близнецы плачут, просят есть, я уж и не рад этой встрече. Присаживаюсь к ма­ лышам, беру на руки, и они немножко успокаиваются, но еще продолжают всхли­ пывать, будто передразнивая друг друга. Однако они быстро обнаруживают, что- нянька из меня никудышная, и снова поднимают энергичный крик, вынуждают встать. Я брожу с ними по поляне, и малыши умолкают. Но стоит мне на секунду остановиться, как дуэт возобновляется! Знаю, не уйти мне с поляны и не бросить на произвол эти две маленькие- беспомощные жизни. И в то же время чувствую со всею остротою, что весь мой жизненный опыт и навыки в данном случае оказываются бесполезными... Время тянется медленно. Я не заметил, как ушли от дымокура олени. Бед­ ные ребятки, они охрипли. Поблизости нет воды, а у меня нет сил, чтобы схо­ дить за нею. Вдруг Кучум вскакивает, замирает, насторожив острые уши. Сбочив голову, он раздувает ноздри, внюхивается в воздух и, очевидно, что-то слушает. Я на­ прягаю зрение и слух, жду. И вот в дальнем углу поляны чуть качнулась ветка, другая, и оттуда доносится какой-то звук. Еще минута, и я вижу, как из чащв высовывается рогатая голова оленя, затем показывается седок и еще один олень,, идущий в поводу. Это несомненно она — затерявшаяся мать! Олень под нею устал, не отды­ шится, из открытого рта длинно свисает красный язык. Но женщина поторапли­ вает его, подталкивая в бока пятками, на ее озабоченном, потном лице — испуг и тревога. Словно совсем не замечая меня, она молча выезжает на поляну, при­ вязывает оленя к кусту, сбрасывает седло с первого оленя, вьюк со второго, и- животные тут же валятся на землю. А я, бесконечно обрадованный, с^ою с близнецами на руках и слежу глаза­ ми за движениями женщины. — Здравствуй! Откуда взялся? — глуховато бросает она, чуть задохнувшись от последних шагов.— Ты разве не был отцом? Как держишь детей? Она забирает у меня с рук орущих близнецов, и те мгновенно умолкают. И настает такая благодатная тишина, становится так легко на душе, что мне да­ же хочется рассмеяться! Несколько секунд мы молча глядим друг на друга. — Ты скорее корми их, а я схожу за водою, чай вскипячу, потом расска­ зывать буду,— наконец смущенно выговариваю я. Женщина молода, смугла до черноты. Чуточку плоское, крупное, но краси­ вое лицо, с высоким лбом и свежими, слегка припухшими губами, озарено какой- то мыслью, на нем ни капельки смущения. Черные бусинки глаз, выглядыва­ ющие из-под тяжелых век, кажется, не выражают ни любопытства, ни восторга,»