Сибирские огни, 1961, № 11

Аянскую больницу. Ты был в полном сознании, когда пригласил главврача и просил его, в случае твоей смерти, передать сумочку мне. Значит, она хранит что-то важное? — Я прошу забыть этот случай в больнице,— ответил он шепотом, с чем- то молча согласившись.— Я никогда не врал вам! Поверьте, в этой сумочке хра­ нится память всего моего прошлого...— и голос его тревожно оборвался.— Те­ перь вы довольны? И... давайте о другом, ладно? Чайку бы сейчас, а?.. ...Я иду с верным псом Кучумом и вспоминаю обо всем этом. Нам с Трофимом на этот раз крепко не повезло! Ведь с огромным трудом добравшись до самого гольца, на котором рабо­ тал со своей группой Пугачев, мы уже не застали там никого. На макушке гольца возвышалась полностью отстроенная пирамида, подняв­ шаяся над побежденной вершиной,— мы ясно ее видели. А людей не было! От­ ряд ушел, может быть, даже накануне. Во время наших блужданий у Трофима прорвался сапог, ' и он сильно стер ступню. Появились большие, болезненные трещины на коже. И идти бедняге было все мучительнее. Мы подолгу отдыхали. В конце концов, я заставил Трофима, буквально приказал ему, хоть на крат­ кие сроки обмениваться со мной сапогами. Конечно, и сам я тоже основательно поранил ногу. Но я идти мог, а Трофиму стало уже совсем трудно передвигаться. И мы договорились, что он пока останется возле солонцов, а я проберусь к своим. Питание у него есть,— вчера мы убили барана, они проходят здесь очень часто. У Трофима карабин, а стрелок он отличный. Как только я доберусь до своих, в первый же летный день сюда прилетит самолет, сбросит ему все необходимое, а тем временем я вышлю оленей с Улу- китканом. В ясные дни Трофим будет держать дымовой костер с утра до вечера, пока летчики не заметят его... И вот я иду. Тревожусь за Трофима. Самая важная задача для меня сей­ ч а с— выйти на рек-у Утук. Вдоль ее берега я безошибочно доберусь до своих,— туда, где ждут нас Улукиткан, Мищенко и другие товарищи. Под ноги нет-нет и попадется тропка, неизвестно кем проложенная по ерни- ковой чаще. Она, как пугливый зверек, то появляется, то исчезает. А там, где ручей, взбаламученный крутизной, стремительно бросается по скользким плитам на дно ущелья, тропинка неожиданно отклоняется влево, вьется по стланику со­ всем в сторону от ущелья. Я в недоумении останавливаюсь — куда же она идет? Ради любопытства взбираюсь наверх, но там в стланиках тропка исчезает. Ну и хорошо! Хочу вернуться на дно ущелья, но Кучум упрямо тянет меня вверх, храпит в потуге, впивается когтями в землю. И вдруг... запах дыма. Я словно прирос к земле, не могу сдвинуться с ме­ ста. Нюхаю воздух. Неужели люди?! Не* Пугачев ли? Кучум горячится, тащит меня за собою. И вот еще неожиданность: слышу какой-то странный звук, будто кто-то плачет. — Кажется — ребенок?.. Нет, не может быть! Откуда ему взяться здесь, в этих непролазных дебрях?! Забыв про больные ноги, выбираюсь с Кучумом на поляну. . У почти затухшего костра стоят четыре оленя, отбиваясь ногами от наседа­ ющего гнуса. А рядом, под старой лиственницей, лежит эвенкийский скарб: пот­ ки с продуктами и дорожными вещами, свернутые в трубку берестяные полотни­ ща чумов, чайник, седла, одежда. Из груды вещей, сваленных кое-как, доносится неистовый крик ребенка. Но никого не видно. «Неужели они заметили меня и сбежали или попрятались»,— подумал я, осматривая табор. А малыш неистово орет. Бросаюсь к нему на помощь. Откидываю палатку и