Сибирские огни, 1961, № 11

Л Ю Б Е Р Широко раскрылась дверь — да ведь это ты же, закадычный мой Любер, как и прежде, рыжий! Он кивает головой, руку жмет по-братски: — Ну, с прибытием домой, сибиряк наш вятский! — Сядь поближе, — говорю.— С другом побеседуй. Как живется,— говорю,— расскажи поведай. И вскипел тут мой земляк с ходу самоваром: — Э, да так их и растак, пропадаем даром! Разлетелся вкривь и вкось поносить начальство: — Нам сегодня бы жилось, прямо скажем, на сто. Разве мало тут земли? Взглядом не охватишь. Разве плохо — перешли к денежной оплате? Нет судьбы теперь для нас лапотной и прочей. Мы сегодня — тоже класс и почти рабочий. Но не думай, что колхоз — нечто вроде рая. Вот пошел на сенокос, например, вчера я. Тридцать сотых — не пустяк: нормочка, не скрою! Намотался так и сяк, помахал косою. Заработал! И принес, вроде божьей птички, на две пачки папирос, да еще на спички. Понимаешь, какова новая расценка? Видно, чья-то голова, как вот эта стенка. Мало выгод для села в денежной оплате? Нет, запутали дела в местном аппарате. По району покружись — правда-то упряма: у соседей жизнь как жизнь, без такого срама. Не по-нашему растут, и не зря в газетах честь и слава им. А тут... Так их и разэтак! На продажу лыко драть, точно браконьеру? Лапти, что ли, надевать заново Люберу? Тут метла нужна, метла, кипяток да тряпки у конторского стола навести порядки. Разошелся мой Любер, говорит мне строго: — Ты ведь тоже, например, свой для нас немного. Здесь ты бегал босиком, рос под этим небом на картошке с молоком с деревенским хлебом. Ведь когда-то среди нас крылышки расправил — и пропал, не кажешь глаз. Это против правил. Где он твой, сибирский край близко, далеко ли? Николай, ты Николай, перекати-Коля! Хоть Сибирь твоя, земляк, для тебя дороже, но и нам нужны вот так грамотеи тоже. Да, в великом ты долгу, ничего не скажешь. Нет, простить я не могу, и не думай даже.