Сибирские огни, 1961, № 11

— Все равно, любой хищник боится вы стрела . А свист что? Свистом его не испугаешь. И снова знакомый голос: — П ропала Б елянк а ! ... Такую голубку больш е не найти. Говорили , спорили, шумно вздыхали и никто не вспомнил о нем, и з ­ нывающ ем от г о л о д а .‘Тогда он решил напомнить о себе и тихонько п и ­ скнул. Ш ум сразу смолк. Кто-то осторожно в зял голубенка в горсть и п ер е ­ садил на раскрытую ладон ь . Она была м я гкая и горячая . — Какой ж е ты махонький! — растерянно говорил знакомый голос .— Д а ж е перышек нет, один пушок. Эх, Пушок, Пушок! И что с тобой д е ­ л а т ь ? — Лучше его кошке отдать . Честнее. Ч ем вот т а к будет медленно от голода подыхать. — Кошки тож е лю б ят перед смертью помучить. Лучше уж в воду. С р а з у все кончено. П уш ок л еж ал на горячей ладони и не подо зревал , что ему выносятся приговоры . Пож алуй , в ладони даж е уютнее сидеть, чем в гнезде, если бы только не муки голода . И он снова тихонько пискнул. Тогда его т ак ж е осторожно , как брали , снова опустили в гнездо , а держ авший с к а зал : — Ничего. Его Черногривый один выкормит. Отойдите, ребята , он боится нас. Все отошли в другой угол сеновала , и почти с р а зу же к гнезду п о д л е ­ тел большой белый голубь с черными перьями на загривке. Он в зя л в свой клю в маленький и мягкий клюв птенца и с тал энергично его в с т р я ­ хивать . Пушок почувствовал во рту жидкую теплую кашицу, которая с а ­ ма скаты вал ась в зоб. — Вот видите,— проговорил тихий голос ,— Черногривый сам вы ­ кормит. Они ушли, а большой голубь долго еще отры гивал пищу, н аполн яя зобик сына. Сытый Пушок вскоре уснул, а когда проснулся , было почти темно . Н а краю гнезда, нахохлившись , сидел отец. С тановилось холодно, и П у ­ шок пискнул. Отец д аж е не пошевелился. Пуш ок пискнул настойчивее, но отец по-прежнему о с т ав ал ся неподвижным. Это показалось странным . И Пуш ок запищ ал что есть мочи: он беспокойно дви гался по гнезду, мотал из стороны в сторону т яж елой головой на несоразмерно длинной шее, т р е ­ бовал пищи, ж ало вал ся на холод. Н аконец отец подал голос. К а зало сь , он стонал , с надрывом повторяя один и тот ж е звук : — Ууу-ууу-ууу! Ууу-ууу-ууу! С каждым вздохом ш ея его в здувалась все больше и больше, звуки становились протяжнее и на высокой ноте обрывались . А потом п о в то р я ­ лось все сначала. Пуш ку стало страшно , и он замолчал . В наступившей темноте см у т ­ но белели перья отца, и время от времени слыш алось его зауны вное уканье . Н а с тал а ночь. З а всю свою неДолгую ж и зн ь Пушку впервые при ­ шлось испытать такую ночь. То казалось , что прилетела мать : о с торож ­ но в з я л а его клюв и поит тягучей сладкой водичкой; то она будто накры ла своим крылом, и он прижимается к ее теплому боку с нежными п ерыш ­ ками. И все-таки было холодно. Н аутро чьи-то мягкие теплые руки вы тащ или его посиневшее т е л ь ­ це из-под соломинок, послыш ался тихий радостный возглас: — Живой! Пушок не испытывал радости. У него не было д аж е сил открыть г л а ­ з а и подать голос. Хотелось только, чтобы оставили в покое. Но провор-