Сибирские огни, 1961, № 11

расползся по глухим закоулкам старого леса. Заорали спуганные кедровки. Пу­ ля, пронизав край лиственницы намного выше головы Абельдина, вырвала щепу- Виктор Федорович выбросил пустую гильзу, заложил в дуло новый патрон, перевел суровый взгляд на Абельдина. По бледному лицу парня выступили круп­ ные капли пота. Руки, как плети, свисали к земле. Увлажненные глаза покорно смотрели на лежащие рядом два рукава от телогрейки. — Обувайте его! — приказал Хорьков Борису. Татьяна и Борис бережно обложили раны на ногах Абельдина зелеными ли­ стьями, обмотали портянками и, не обращая внимания на душераздирающий крик парня, обули его в ватные олочи, помогли встать. Опухшие ноги не сгиба­ лись в коленях, на ступни нельзя было опираться. Товарищи обняли его с двух сторон, он оперся руками о их плечи, и они трое тронулись с поляны. Хорьков задержался. Он долго смотрел им вслед, нервно прикусывая ниж нюю губу. Трудно представить более печальное зрелище, чем то, что видел он И когда люди скрылись за первыми рядами деревьев, он прислонился жесткой/ щекой к корявому стволу простреленной лиственницы, крепко обнял ее и зары­ дал. Плакал долго, без слез... А в ушах все еще звенел выстрел... Опустела поляна на каменистом перевале. Затух костер. Осиротела горба тая лиственница, единственная свидетельница трагической сцены. Более восьми часов продвигались они до реки. Падая, путники подолгу не' могли встать, оторваться от землц. Иногда не шли, а ползли. И все-таки тащили за собой тюк с материалом и остатки имущества! И все- еще верили, что недалеко, за темной стеной тайги, там, где шумит Селиткан, кон­ чатся страдания, и снова начнется жизнь. Только эта надежда, возрожденная Виктором Федоровичем в людях, помо гала им. Но вот впереди поредели деревья, и отряд выбрался к краю ржавой тундры. Селиткан встретил путников диким ревом, тучей брызг. Всюду по руслу плясали пенистые буруны. — Куда же мы поплывем по этой реке, посмотрите! — вырвалось у Татья­ ны.— Вы же говорили, что река спокойная! — Я не мог открыть вам правду. Вот она! — Хорьков указал рукой на бе­ снующийся Селиткан.— Мы поплывем. Может быть, кого-нибудь из нас и выне­ сет. К тому же, там за утесом речка течет спокойно и нам надо только... — Виктор Федорович,— перебила Татьяна,— не будем больше обманывать друг друга,— нам уже нечего бояться! Она вытянулась во весь рост, прижалась спиною к корявому стволу и, отки­ нув назад голову, смотрела куда-то вперед широко открытыми глазами. — Мама, мама, где ты? Услышь, помоги найти силы!..— прошептала она.. ...А Хорьков записал: «Судя по моим записям, сегодня 4 сентября. Как много прошло времени, к как далеко мы еще от населенных мест, во много раз дальше, чем были в пер­ вый день пути. Но мы на Селиткане. Завтра у нас будет рыба — ловить есть чем. И чтобы существовать, нам не нужно больше утруждать больные ноги. Здесь мы сможем дождаться помощи. Караулим небо, ждем самолет. В крайнем случае, отправимся на плоту, и тогда можно считать, что мы добровольно со­ гласились на самоубийство. На реке холодно. Что бы мы делали без огня?1 Мы потеряли всякое поня­ тие об удобствах, давно не мечтаем о вкусной пище, обросли, как еноты, и, ко­ нечно, грязные, донельзя оборванные, с ужасными кровоточащими ранами. Мы ко многому стали безразличны. Что и говорить, Таня держится стойко, еще пытается заботиться обо всех нас. Бедняжка, ведь за все это она расплачивается остатком своих сил. Мы все это видим, чувствуем. А ведь, отправляясь в путь, первые дни я очень боялся за нее. Пришла осень. На юг летят птицы. Тайга пустеет. К ночи ветер низовой