Сибирские огни, 1961, № 11

литкане! Выл! Река спокойная... как болото. И вот... Вот пока готовьте, ешьте. Завтра... как-нибудь спустимся и счи... счи... тайте... себя дома... Река спо... Виктор Федорович вдруг стал хватать ртом воздух. Его расслабленное тело приникло к земле. Татьяна бережно подняла его безвольно поникшую голову, под­ ложила под нее рюкзак. Борис укрыл его пологом. А Хорьков уже спал, и на его изможденном лице вдруг появилось выражение удовлетворенности, какое бывает только у того, кто выполнил свой человеческий долг... Утром на хвое, на кустах, на зябких березовых листьях висели прозрачные бусинки ночной влаги. Надо было собираться. Абельдин лежал между корней лиственницы. — Можешь встать? — спросил Хорьков. Тот вздрогнул и как-то неестественно робко закачал отрицательно головой. И поднял усталые глаза на Хорькова. В них были и отчаяние, и мольба о жизни. Потом он перевел взгляд на Татьяну, на Бориса. Но у тех не было слов утешения, пни забыли их. Парень как-то вдруг сжался, затрясся и, отодвинувшись от Хорь­ кова, прижался к толстой лиственнице, будто его кто-то собирался вести на казнь. Молчание было тягостным испытанием. Все понимали, что Абельдин идти не может. Но... какой же выход? Оставить его одного? Бросить! Какое это страш­ ное слово!.. Но всем троим было ясно: пора покидать стоянку. Трое поели перед отходом рыбы, собрали котомки, с трудом переобулись •— сменили портянки на израненных ногах. Хорьков лучше всех понимал, что значит оставить Абельдина на перевале, и совершенно ясно представлял себе гибель человека, истощенного голодом, не способного поддержать огонь, принести воды. Виктор Федорович выпрямился и подошел к Абельдину. — Вставай, попробуй походить,— сказал он ласково, заметно волнуясь. Тот стал медленно приподниматься, опираясь руками о толстые корни ли­ ственницы, и хотел было встать на ноги, но вдруг завопил от боли, упал на -землю. — Вставай, говорю!___ В голосе Хорькова теперь ясно прозвучала угроза. — Товарищи, куда же мне идти? Нельзя идти, посмотрите!— и он, пова­ лившись на спину, поднял к небу обезображенные ступни ног.— Как пойду? — А у нас? Ты пойми, нести тебя некому и бросить не можем. А оставаться нельзя. Пойдешь с нами, хоть на голых костях! Пойдешь, понял? Пропадать, так уж все вместе будем. Все-таки веселее, чем одному-то? Вставай! — Нет, не могу. Идите сами, я не в обиде, что так получилось... Хорьков снял с себя телогрейку, вытащил из-за пояса нож, отрезал от нее рукава. Попросил Татьяну сшить покрепче их узкий край. — Вот, надевай, идти будет мягко,— сказал Хорьков приглушенным .голосом. — Никуда не пойду, понимаете, не могу!.. — Пойдешь! — и Виктор Федорович сбросил с плеч карабин Щелкнул затвор, и холодное дуло уперлось в грудь парня. Все замерли. Татьяна похолодела, схватилась руками за голову. Абельдин дернулся, дико покосился на черное отверстие дула. Сердце засту­ жало часто-часто и замерло в ожидании чего-то неизбежного. — Последний раз говорю, обувайся! Или — убью! У Абельдина вдруг отвисла нижняя челюсть, глаза как-то неестественно ■округлились, поднялись на Хорькова. Он еще плотнее прижался к корявому ство­ лу, продолжая отрицательно качать головой. — Не могу... убей...— прошептал он, задыхаясь. Хорьков отступил на шаг, встряхнул взлохмаченной головою, будто отгоняя от себя какую-то ненужную мысль. Он, не торопясь, прижал ложе карабина к 'плечу, потянул за спусковую скобу. Грохнул выстрел, и тяжелый звук не спеша