Сибирские огни, 1961, № 10
— Мы понимали, что в такой обстановке у нас дело пошло, надо, чтобы народ верил нам, каждому нашему слову, чтобы во всем шел за нами, иначе мы бы ничего не сделали. Мы сознательно такую линию наметили,— чтобы народ шел в партийный комитет со всем, что есть в голове и на душе... все чтобы шли — партийные и беспартийные. Сначала члены парткома, я сам шли к людям, расспрашивали, что нужно, какие просьбы есть. И добивался, чтобы просьбы эти удовлетворялись. И люди поняли — партком им всем нужен, и пошли к нам, все пошли. Вы же сами видели. Я не знаю, сообразуется ли это... с функциями. Может, мы взяли на себя часть работы, рабочкома. Но я знаю: сейчас только так нужно делать. Это было самым главным. — Когда сейчас? — спросил я, хотя понимал, что он имеет в виду. — После такого отношения к земле, к людям, какое тут раньше было,— ответил он и коротко улыбнулся.— А что дальше делать — посмотрим. Может, созывать на чашку чая второй раз доярок и не нужно. Но те, кто с нами пил чай, сейчас у нас в активе. Да, ничего не сделано Зензиным и Доценко такого, чего не могли бы сде лать в любом другом колхозе или совхозе. И тут побежали один за другим воп росы: но если могут сделать, то почему не делают? А, может быть, это не так легко? Если не легко, то этому нужно учиться. А что тут самое трудное? Что мешает в нашей стране быть человечным, внимательным ко всем людям, ценить их самих и труд их? Ничто, кроме изъянов собственного сердца и привычки к старым методам и формам работы. Мне можно было уезжать. Ведь, кроме того, что я узнал из сводок и газет, висящих на стене, мне ничего не нужно было. В совхозе произошло, вернее, про исходило то, что я и рассчитывал увидеть здесь. В соседней комнате опять затянули: «Поросята, поросята, поросята, где вы?» Я открыл дверь . Две девицы с очень свежими лицами и скучающими глаза ми, в одинаковых кремовых платьях, похожих на ночные рубашки, объяснили, что в конторе никого нет. Впрочем, они знали больше. Они сообщили, что сего дня в совхозе общественный смотр животноводства и что все конторские — на ферме, а те, кто не уехал, сейчас возле клуба на субботнике, «ставят подпорки», чтобы потолок не обвалился. Пока я разговаривал с девицами, появился Зензин. Выйдя в коридор, я уви дел, что дверь его кабинета открыта. Он сидел за столом и кричал в телефонную трубку насчет какого-то железа, цемента, кричал, что он не может не строить скотные дворы, хотя для этого ему не дают средств, что он снимал и будет снимать с других статей деньги на строительство потому, что завалилось шесть старых коровников и надо куда-то растолкать скот, да к тому ж е стадо еще уве личилось на 600 голов. Закончив разговор , он сразу поднялся, ему надо было ехать. Он, оказывает ся, заглянул в контору, проездом из Тетерино в Утичье. В Тетерино обществен ный смотр ферм уже прошел, а в Утичьем его еще нужно было проводить. Мы вышли на улицу. У конторы стоял, как на часах, директорский «га зик». Мы распрощались. Он уселся в машину, а я пошел «голосовать» на боль шак. Зензин вдруг высунулся, крикнул: «Приезжайте! На месячишко, хотя бы. Тут ведь у нас есть кое-что интересное для вашего брата». Май — июнь 1961 г. Медвежинский совхоз Омской области.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2