Сибирские огни, 1961, № 10

— Ну, без трудностей будет скучно, я тебе скажу. (Пауза). Сад надо ско­ рее долбить! Я это дело вычеркиваю. Председатель рабочего комитета записывает что-то в блокнот, а секретарь парткома, поставив вертикально толстый карандаш, проводит в своем листочке- памятке жирную синюю черту. «Вычеркиваю» — означает, насколько я понимаю, следующее: с сей минуты ответственность за решение этого вопроса лежит на рабочкоме. Доценко вдруг взъерошил волосы. — Завтра бюро, елки-палки! Алексей Петрович, отвечает не сразу. — В Лебяжьем послепасхальная пьянка затянулась. Ты знаешь? Молоко книзу пошло.'Вот туда и еду. Они говорят еще минуты три. Наконец председатель рабочего комитета уходит. Доценко оборачивается к девушке, что терпеливо с озабоченным лицом; сидит у стола, и молча смотрит ей в лицо. У нее очень серьезные глаза. Это до­ ярка Тамара Язикова, как я узнал позже. Она долго благодарит за что-то Доцен­ ко чуточку растроганным голосом, прижимая руки к груди, и вдруг говорит озабоченно: — Иван Максимович, еще дрожжей у меня нету. В Исиль-Куль ездила, ну хоть провались — нету. Пожалуйста, Иван Максимович, помогите. Гостей-то много будет. Постряпать надо как следует. Признаться, мне эти слова в удивление: партком и эта просьба. Я невольно, покосился в их сторону. Выяснилось, что тесто нужно к свадьбе. Язикова выходит замуж. Я еще- раз глянул на них. Конечно, свадьба дело важное, но все же удержаться от та­ ких вот умозаключений я не мог: ну, в сельской местности не очень-то купишь, дрожжей, приходится иной раз рассчитывать на город. Но коли вышла такая не­ обходимость, так шла бы уж Язикова в рабочий комитет, ему как-то более при­ стало заниматься такого, рода делами. А потом просит-то она каким тоном! Очень, уж обыкновенно как-то, словно партком для того и существует, чтобы сюда ходи­ ли с подобными просьбами. Доценко коснулся ее руки: — Ладно, Тамара, что-нибудь сделаем. Кажется, завтра машина в город идет. Когда тебе нужно? ■— Да загодя бы. К послезавтраму. Доярка уходит, и мы остаемся в кабинете вдвоем. Секретарь слушает меня внимательно, с живым интересом, но говорит, что, к сожалению, сейчас не может уделить мне много времени, потому что должен уезжать. В это время с легким скрипом открывается дверь и показывается молодое, румяное и очень смущен­ ное женское лицо. Глаза женщины чуточку растерянно спрашивают: можно, нельзя? (Она, очевидно, не ожидала увидеть постороннего). Доценко молча трясет головой, дескать, заходи, чего ты. Но женщина медлит в дверях, и тогда он гово­ рит с короткой приветливой улыбкой: — Заходи, Валя! — Да я просто так, — слышится от двери. — Ну заходи, хоть просто, хоть не просто. Интересно знать, что это значит — «просто так»? Женщина опускается на край стула. Оказывается, тоже доярка. Она сидит смущенная, разглаживает платье на коленях, наконец, говорит негромко: — Вчера на свиноферме бабы ругались, Иван Максимович. — На кого? — На вас. Доценко щурит глаза. В них обостренное внимание и беспокойство. — Что они? — Да говорят, у него главным образом пастухи и доярки в голове, с ос­ тальными так не носится (Пауза). А на меня сеструха сердится. — Почему?