Сибирские огни, 1961, № 10

ших законов художественного творчест­ ва. Заранее скажем: мы обратились к но­ вому произведению Ф. Таурина не для того, чтобы «разносить» его. Нет, мы прочли роман с интересом, заметили, что писатель ищет новые средства для во­ площения важных замыслов, нередко находит и меткие черты характеров геро­ ев. Мы с волнением следим за основным конфликтом произведения, глубоко со­ чувствуем фактическому начальнику стройки Набатову, который, вопреки мнению коллегии министерства и главно­ го инженера строительства Калиновско­ го, мобилизует рабочих на подготовку к перекрытию Ангары и ведет их в бой на невиданное во всем мире дело — на ус­ тановление ряжей в зимних условиях, со льда. Интерес наш и читательский опять-та- ки вызван тем, что нас волновали год- два тому назад примерно такие же ре­ альные события на строительстве Брат­ ской ГЭС. Но когда мы поставим те же вопросы, которые вызвал у нас роман К. Симонова, мы ясно увидим, что и ро­ ману «Гремящий порог», по крайней ме­ ре в его журнальном варианте, не хва­ тает того же эпического обобщения и что этот недостаток опять-таки следствие не­ достаточной широты философского мыш­ ления писателя. Роман будет прочтен, вероятно, его похвалят за оперативность темы, но событием в литературе, кото­ рое бы выдвинуло Ф. Таурина в первый ряд художников нашего времени, он, очевидно, не станет. Главный недостаток нового романа «Гремящий порог» состоит в том, что в нем писатель не делает решающего ша­ га вперед в сравнении с предыдущим ро­ маном «Ангара». Напротив, новое про­ изведение Ф. Таурина, несмотря на но­ вую тему, героев с новыми именами, яв­ ляется как бы повторением созданного ранее. В самом деле, прочитывая страницы романа «Гремящий порог», все время де­ лаешь сопоставления с романом «Анга­ ра». Раньше Рожнов конфликтовал с представителями центра по поводу но­ вых методов укладки бетона. Теперь На­ батов конфликтует с министерством за право строить гидроэлектростанцию, а не тепловую электростанцию. Раньше Рожнов на Байкальской ГЭС сменил не­ годного начальника Гусарова. Такого кон­ фликта в новом романе нет, но зато и в самом характере Набатова . нет ориги­ нальных черт. В нем смешаны приметы Гусарова (смелость, риск) и в большей степени Рожнова. Когда изучаешь характеры самих строителей Устьинской ГЭС, потреб­ ность в аналогиях не исчезает. Такой персонаж, как Николай Звягин, дан уже исчерпывающе в «Ангаре» и в «Гремя­ щем пороге» не получает дальнейшего развития, а «используется» главным об­ разом для развития сюжета. Образ На­ таши почему-то вызывает мысли о Же­ не Лесничей. А главное, по своей инто­ нации, по приемам характеристики ге­ роев новое произведение есть повторение предыдущего. Пока мы говорили преимущественно о- том, чего не хватает писателям для мак­ симального удовлетворения духовных запросов народа, лишь мимоходом упо­ мянув о «Судьбе человека» — произве­ дении, 'Где мироощущение художника раскрылось полнокровно и ярко, где фи­ лософия жизни и искусства слились во­ едино, а идея и тема решены в полном соответствии с запросами народа. Та­ ких произведений у нас не мало, и, не уходя даже в сравнительно недалекое прошлое, мы могли бы назвать «Русский: лес», драматургическую трилогию Н. Погодина «Кремлевские куранты», «Че­ ловек с ружьем» и «Третья, патетиче­ ская» и другие. В числе их и поэма А. 'Твардовского «За далью — даль», на ко­ торой нам и хотелось бы остановиться. Иногда мы боимся сказать о художни­ к е—нашем современнике — все, что он заслуживает, создав прекрасное произве­ дение, зато говорим очень сильно и резко,, когда его постигла неудача. Мы не мо­ жем молчать, особенно когда речь идет об удаче, имеющей принципиальное значение. Такой неслучайной удачей является поэма «За далью—даль». После эпиче­ ских поэм Пушкина, Некрасова, Мая­ ковского Твардовский возрождает сла­ ву редко используемого поэтического жанра. «За далью— даль», со своей клас­ сической строфикой, скромными, обычны­ ми рифмами, не блещет кричащей но­ визной формы, лишний раз подтверждая, что в подлинно художественном произ­ ведении форма так «облегает» содер­ жание, что становится незаметной. Как Андрей Соколов, как Иван Вих­ ров, как лирический герой вступления к поэме «Во весь голос», герой поэмы «За далью—даль» действительно тип важ­ нейшего идейно-политического и худо­ жественного значения. В его взглядах, размышлениях, в оценках прошлого и се­ годняшнего дня раскрывается филосо­ фия нашего времени. В задачу этой статьи не входит под­ робный анализ поэмы. Ее философский характер, ее эпическое звучание нам хотелось бы подчеркнуть хотя бы крат­ кой ссылкой на главы, касающиеся на­ шей Сибири. Поэзия по самой сущности своей не менее экономна, чем, скажем, драматур­ гия. Но разве мы не ощущаем этот эпи­ ческий размах в главе «На Ангаре»? В самой композиции главы ощущается и широта поднятой поэтом темы и общена­ родный характер того, что он изобра­ жает. Вот лирический герой рассказывает о том, как он «в крутые памятные сро­