Сибирские огни, 1961, № 10

довых идей века словно сами собой рас­ цветали прекраснейшие человеческие свойства. И снова писатель не пытает­ ся искусственно приподнять Тамару. Полюбив Лемехова, она стала мечтать о том, о чем мечтают, вероятно, тысячи молодых жен — сделать своего мужа «большим человеком». Она даже бе­ гала в университет — «просто постоя­ ла у входа» — чтобы посмотреть, как выглядят профессора — «есть такие... с бородкой, в золотых очках — типичные пережитки, а есть и молодежь... точь-в- точь как ты... ей-богу, с виду ничем не умней тебя». Она жаждала видеть Леме­ хова профессором, хлопотливо устраи­ вала свое семейное гнездышко и, как все, глупо ревновала, а когда Илья пытался учить ее «уму-разуму», втолковывал ей «элементарные философские понятия», она покорно, не стараясь понять, его слу­ шала, но предпочитала... целоваться. Однако в решающую минуту, когда мечты ее разом рухнули — Лемехов не в университет пошел, а поехал в дерев­ ню, в глушь, — она поступила вопреки всяческим предположениям Лемехова. Сначала, как только она узнала об этом, на лице ее «бурно выразилось смяте­ ние», а потом — вот что произошло: «Голос ее был вкрадчив, когда она заговорила. — Ты из-за меня отложил ответ на завтра? Да? — Как же я мог? Обязан прежде с тобой... Но ей вовсе было не нужно, чтобы он говорил. Все, все, что творилось в его душе, ей уже и так было открыто, и не разумом, а тем непостижимым чутьем, которое только и дается любовью. — Думал, что я не захочу, ну да, уп­ рекать начну... И мучался, что не мог сразу ответить: дескать, о чем разговор? Р аз надо — так надо, я готов. Для тебя ведь одно то, что ты отложил ответ до завтра, уже стыд, позор. Бедный ты мой! И ведь до чего глупый, а еще меня любит называть дурочкой. Неужели ты мог подумать, что когда-нибудь я скажу тебе: «Нет»? Да меня от тебя клещами не оторвать. Мне лишь бы с тобой быть: где угодно, хоть на краю света, — все равно это мое счастье, и другого мне не нужно, пойми ты, ради бога, наконец! Глупый, глупый, все эти дни, наверно, ходил сам не свой, что поступил напере­ кор своему характеру, сразу не шаг­ нул — налево кругом марш, все сомне­ вался насчет меня. Ты и Митькино пись- мо-то вытащил, чтобы посмотреть, как я буду реагировать. Угадала? Так и есть? Ох, голова!..» Узнав об отъезде дочери из Ленингра­ да в неведомую глушь, родители зароп­ тали: «ну не умеет человек подумать о себе, так подумай о близких, хотя б о жене. Так нет, сам лезет на рожон». В них явно заговорило старое, а писатель уже от себя — и очень хорошо, что от себя! — тут же скажет: «Весело и трога­ тельно было смотреть на Тамару, когда она вступалась за мужа, и гордясь им и жалея своих стариков. Да, вот он у ме­ ня такой». Поначалу кажется, что движет Тама­ рой только любовь: полюбила и клеща­ ми ее не отдерешь. А если посмотреть глубже, то окажется, что речь идет о новой норме поведения человека, о люб­ ви же, но иной по своей сущности. Ме­ щанка ведь тоже искренне любит, но на любящего она смотрит как на собствен­ ность, ее любовь эгоистична, потому мелка и лишена силы, обаяния, чело­ вечности. Тамаре чужда и противна эта собственническая психология, она уже не может считаться только с собственны­ ми интересами, она в полную меру, че­ рез мужа и через свой небольшой опыт, ощутила красоту общего большого дела, которому служит не один Лемехов, а тысячи людей и она вместе с ними, ее любовь взросла и созрела на иных мо­ рально-этических основаниях. Любопыт­ но, что Лемехов, знающий людей, уме­ ющий распознавать суть их характера, тоже не разобрался в своей подруге и после ее «проборки» чувствовал себя «чуть пристыженным собственным своим неразумением». Потом, когда она, вселившись в за­ претный кулацкий дом, не ощутила ни страха, ни сомнений, когда она актив­ но занялась комсомольской работой, раз­ вернула бурную деятельность как орга­ низатор драмкружка и требовала, чтоб муж выступал с докладами и лекция­ ми — «ведь это, я бы сказала, твоя прямая обязанность», — Лемехов не раз ловил себя на том, что он «ошибся в характере своей жены». Суть ее ха­ рактера была глубже и сложнее, чем это ему представлялось. Она не просто меч- тала-думала о будущем, она словно бы уже жила в нем, поступая в соответст­ вии со своим уже выработавшимся иде­ алом. В те суровые дни в этом была ее сила — она неодолимо влекла к себе все лучшее, что было в обществе, но в этом же крылась и ее слабость — она оказа­ лась беззащитной перед лицом классо­ вой ненависти, перед лицом человече­ ской подлости. Светлая вера в человека, составляю­ щая основу социалистической морали, была органической составной частью ее характера и, несмотря на пережитое, она не могла себе представить живуще­ го рядом врагом. «Мы иногда несправед­ ливо относимся к людям, — убежденно говорила она Лемехову, — а люди сов­ сем не так плохи». Она поверила Похви- сневу, пропойце и цинику, поверила Виктору Козьеву, подлому, растленному человечку, не раз исполнявшему кулац­ кие приказы — украсть, поджечь, убить, готова была поверить и Французову, этому умному, скрытному и оголтелому врагу нового. Он по существу и был ее