Сибирские огни, 1961, № 10

все артистические кабаре, монмартрские кабачки ,— время до первой мировой войны прошло быстро. В 1914 году «боши» напали на Францию. О России мы читали со страхом, она тоже переживала тяж елые времена. Особенно мрачно стало на душе, когда Ренненкампф завел русские корпуса под Мазурские озера и немцы разгромили их. Генерал Самсонов тогда застрелился... И вот мы решили вернуться домой. Кружным путем, испытывая постоянный ужас от могущего быть нападения немецких подводных лодок, через Англию, Швецию и Финляндию еле добрались до Санкт-Петербурга... Поселились мы в родовом имении в Липецком уезде Тамбовской губернии. Н ад рекой Лебедянь простирался тихий утолок, куда доносились только глухие слухи о войне, о том, что наши очистили Польшу, оставили Прибалтийский край, но мы жили мирно, занимались каждый своим делом. Жена устраивала ку­ кольный театр, а я лепил скульптуры... Война проходила мимо нас... Так мы прожили около двух лет. Сбросили царя Николая II, потом неуто­ мимого болтуна Керенского, а тут подошла и тамбовская осень, вначале весе­ лая , с золотым листопадом. Вскоре выпал первый снег,— чистый, пушистый. В саду зайчишки напетля­ ли узоры следов. В самый раз пойти бы на охоту с борзыми, но тут в столовую вбегает бледная горничная. С перепугу она стучит зубами. Поднялся и спрашиваю: — Что случилось? — Барыня и барин, тут заявился комиссар волземотдела — сейчас высе­ лять вас будут. — То есть, как это — выселять? — захлопал я глазами. Тут распахивается настежь дверь, входит мужичонка, маленький, хилый, в огромнейших галифе, во френче из солдатской шинели, с маузером на боку. — Бонжур, господа,— вежливо поклонился и, пройдя, сел в кресло .— Вы послушайте, пардон, мадам, только таков наш приказ: час на все! Собирайте только самое необходимое: шило-мыло и катитесь к едрене матери! Пардон, вот и весь сказ! — он поднялся, нахохлился и взглянул на часы: Что делать? Взял в карман старинные дедовские брегеты, этюдник с аква­ рельными красками и карандашами, жену за руку и — поклонились комиссару. — Адью! — расш аркался комиссар. Мы медленно пошли к выходу. Справа плачущая жена, слева, в руке, маленький узелок. Я бодрился. Мысленно крестясь, думал: «Спасибо, что отпу­ стили... Других помещиков расстреливали, м-да...» Только-только мы дошли до ворот, как двери на веранде вновь с шумом рас­ пахнулись и появился комиссар. — Эй, барик, вертайся! Сейчас же вертайся! Разговор есть!.. У меня душа ушла в пятки. «Ну, думаю, пропали!» Однако виду не подаю и медленно подхожу к крыльцу. — Вот! — выкрикнул мужичок в галифе и сунул мне в лицо небольшой портрет.— На кой черт ты мне его оставил? Кто это? Ни баба, ни мужик! Возь­ ми его себе! Нам не нужен такой ублюдок. Иван Семенович снова повернул ко мне полотно, и я увидел лицо Анатолия Сан-Донато мужское, но одежда — одежда для мужичка вовсе непонятная: жа­ бо, манжеты — из брюссельских кружев, бархатный красный камзолинаклад­ ной парик с навитыми буклями. Все вроде бы женское. — Так этот портретик и. сохранился у нас... В столовой застыла густая тишина. Скульптор с грустью посмотрел на ме­ ня, хотел что-то спросить, но в эту минуту в стенку кто-то постучал. — Извините,— встрепенулся Иван Семенович.— Это Вера Яковлевна зо­ вет меня. Спустя минуту хозяин вернулся и смущенно спросил: — Вы гриппа не боитесь? Вера Яковлевна болеет, но, услышав ваши рас­ сказы , очень хочет увидеть вас.